Все люди — враги

Влажный воздух улицы был чист и ароматен после запертой душной комнаты. Ветер стихал, но горный туман еще стлался на вершинах, то скрывая жаркое солнце, то рассеиваемый им. Со стороны моря небо уже очистилось.

— Скоро совсем прояснится, — сказала Катарина, — а потом к вечеру туман, вероятно, вернется. Но завтра будет дивный день.

Тропинка, огороженная заборами, вела сперва через рощу апельсинных деревьев, влажных от недавнего дождя и издававших сильное благоухание, затем мимо виноградников и оливковых рощ к леску высоких дубов. Дальше заборы кончались, и гуляющие вышли на широкое открытое место, поросшее кустами и цветами с редкими, согнутыми ветром соснами и бесчисленными серыми валунами, напоминавшими огромное стадо овец. Тони и Ката продолжали свой путь, разговаривая и смеясь, восхищаясь цветами, меняющимися красками моря, неожиданно открывшимся видом на куполообразный остров — сурово-синий на пенящейся воде. Ветер был упорный, но не слишком сильный. Антони чувствовал себя несказанно счастливым. В глубине души он отказывался от слов, записанных им накануне, — что он предпочитает любоваться красотой в одиночестве. Нет! В тысячу раз приятнее наслаждаться ею в обществе человека, тотчас же откликающегося на все и обогащающего твой восторг новыми восприятиями и более острыми переживаниями. Его глубоко тронула нежность, с которой Катарина касалась полевых цветов, не срывая их, словно беседовала с ними прикосновением своих пальцев. Он никогда раньше не видел, чтобы кто-нибудь так любил цветы. Тони инстинктивно положил свою руку на руку Каты, и они продолжали идти, слегка переплетаясь пальцами.

Тропинка кончалась у огромной, усеянной острыми зубцами пропасти. Под ними, на глубине тысячи футов, синие волны вскипали и перекатывались через камни, разбиваясь об утесы. Всюду, где только был хоть мельчайший выступ, росли дикие цветы или кусты карликовых пушистых сосен. Тони и Ката стояли рядом на краю, рука об руку, глядя вниз, в головокружительную бездну, где морские орлы скользили над водой и стрижи с криком носились мимо, словно играя в какую-то причудливую воздушную игру. Катарина указала на выступ скалы, футах в двадцати под ними, уже осушенный солнцем и совершенно защищенный от ветра. Узкая дорожка вела к нему вдоль отвесного края обрыва.

— Вот где я обычно сижу, — сказала она. — У вас голова не закружится, если мы спустимся туда?

Ее сомнение задело Антони.

— Я лазил по худшим тропам в Уэллсе и Девоншире, хотя и не на такой высоте.

— Ну тогда идемте.

Катарина шла впереди, держась за расщелины скалы и крепкие стволы ракитника и указывая Тони, куда ему ставить ногу. Когда они достигли выступа, он не пожалел, что спустился. Ката обернулась к нему с улыбкой.

— Я не думала, что вы пройдете. Нервы у вас в порядке.

Тони засмеялся и с восторгом взглянул в ее веселые, чистые глаза. Как было бы чудесно, подумал он, если бы вся жизнь была подобна этому дню с Катариной; и ему захотелось поцеловать ее. Но она уже отвернулась.

— Посмотрите, — сказала она, — вот мое место. Даже если перегнуться сверху через край обрыва, его не видно.

И правда. В стене выступа была широкая выемка, над которой нависала сверху скала, так что увидеть эту выемку можно было только стоя на самом выступе. Когда-то давно кто-то вырубил грубое сиденье в скале, поросшей мхом, мелкими растениями и редкой травой. Они долго сидели там, почти не разговаривая, и глядели на освещенное солнцем море и небо, почти уже чистое, если не считать отдельных полос тумана, быстро таявших в жарком воздухе. Казалось, они сидели на носу огромного корабля, и изредка проносившиеся облака создавали полную иллюзию движения. Катарина повернула к Тони голову, желая что-то ему сказать, но вместо того, чтобы выслушать ее, он быстро наклонился вперед и нежно поцеловал ее в губы. Она положила руку на его плечо, и он почувствовал ответный поцелуй.

После долгого молчания она прошептала:

— Надо теперь идти, а то мы опоздаем к завтраку.

Тони нежно поцеловал ее волосы, глаза и губы и затем отпустил ее, промолвив:

— Хорошо. Идем.

Она сказала:

— Мне следовало бы заставить вас ждать подольше, но я сразу же влюбилась в вас, как только увидела вчера.

— Я тоже, но я этого не знал, пока не увидел, как вы нежно касаетесь цветов.

— Вы не считаете меня распутной?

— Мне пришлось бы признать таким самого себя, если бы у меня были подобные мысли. У меня нет одного мерила для себя и другого — для вас. И я люблю вас еще больше за вашу искренность, за то, что вы не считаете нужным разыгрывать какую-то роль.

— Многие мужчины были бы разочарованы такой легкой победой.

— Многие мужчины — глупцы. Нет ничего совершеннее того, что мы переживаем сейчас.

— Итак, мы возлюбленные?

— Да, — он поцеловал ей руку, — мы возлюбленные.

— А ведь мы лишь вчера увидели друг друга! Но ты, милый возлюбленный, Антони, и ты, — тут она простерла руки к солнцу, — сделаешь нас счастливыми, не правда ли, о бог-солнце?

По дороге домой Катарина сказала: