Все люди — враги

Когда Тони вернулся, одетый, в комнату, он застал там Маргарет курящей папироску. Волосы его были сильно приглажены — пытаясь избавиться от нервной головной боли, он подставлял голову под кран. Но голова продолжала болеть, хотя он чувствовал себя бодрее и решил держать себя мягче с Маргарет.

— Пойдем? — спросил он.

Маргарет надела шляпу, он помог ей надеть пальто, а затем вернулся, чтобы взять письмо к Кате. Оно исчезло. Он быстро повернулся к Маргарет:

— Верните мне, пожалуйста, это письмо, Маргарет.

— Какое письмо?

— То, которое вы взяли с камина.

— Я не брала.

Лицо Тони вспыхнуло от гнева — какая противная мелочность, какая низость! Сам того не замечая, он заговорил повелительным тоном, словно делал выговор солдату:

— Немедленно отдайте мне письмо! Или я сам отберу его у вас!

Маргарет испугал его тон, а еще больше его холодный гневный взгляд… Она протянула ему письмо и сказала с язвительной усмешкой:

— Можете не изображать свирепого обер-офицера!

У Тони чуть было не сорвался с языка резкий ответ, но он молча взял письмо. Затем сказал с легкой печалью:

— Мне хотелось, чтобы мы были друзьями, Маргарет, а не врагами.

— Вы бы сделали то же самое на моем месте.

— Мне кажется, я могу поклясться, что я не…

— Нет, сделали бы, — прервала она, — если бы любили меня так, как я люблю вас. Но вы меня не любите. Вы никого не любите, кроме себя самого. У вас нет настоящего влечения к женщине. Вы не способны действительно любить.

Он изумленно взглянул на нее и по обыкновению подумал, как необычайно трудно одному человеку узнать другого.

— Может быть, вы правы, — сказал он иронически. И затем еще раз повторил: — Пойдем?

Завтрак прошел не особенно весело, потому что Маргарет все еще чувствовала себя обиженной и, кроме того, ни в какой мере не сдавалась на предложение Тони быть «друзьями» и оставаться при каких-то неопределенных видах на замужество в конце года. Ревность заставляла ее подозревать, что он уже находится в переписке с Катой, которую она ненавидела с каким-то холодным бешенством. Тони ощущал, что ненависть излучается Маргарет, как волны радиостанцией, и думал, что причиной этому он сам.

Это его огорчало, но вместе с тем он испытывал чувство облегчения — ему казалось, что эта враждебность освобождает его. Он был недостаточно сообразителен и не догадывался, что ненависть была ревностью к незнакомой Кате и что эта ревность — чувство соперничества — еще более воспламеняла страсть Маргарет. Но ошибочное предположение, что он освобождается благодаря этой ненависти к нему, заставило Тони быть еще более нежным к Маргарет, чтобы не причинить ей страданий; а она в свою очередь приняла эту нежность за возрождение его страсти. И в самом деле, Тони не мог быть совершенно безразличным к Маргарет. Она олицетворяла символическую мечту его юношеской любви — он любил не действительно существующую Маргарет, а образ, созданный его воображением, — но даже если бы он не встретил Каты, разве удовлетворился бы он Маргарет? Правда, они стали любовниками, сойдясь безрассудно, с отчаяния, как вообще сходились в годы войны. Тони прекрасно знал, что она желанна. В течение многих недель он жил в окопах воспоминаниями о ее восхитительном теле — горячем символе жизни среди многих и многих гектаров мерзости, смерти и гнили.

Затаив эти чувства и мысли, они беседовали о разных пустяках. В середине завтрака какой-то незнакомый Тони молодой человек, проходивший мимо них к своему столику, узнал Маргарет и был представлен Тони как Уолтер Картрайт. У него были жесткие золотистые волосы и удивительно чистый цвет лица, благодаря чему он сейчас же привлекал к себе внимание. Минуты две-три он болтал с Маргарет так непринужденно, весело и самоуверенно, что Тони искренно позавидовал ему, хотя и без всякой ревности. Его всегда привлекало и вместе с тем несколько поражало, когда он бывал в присутствии тех, по-видимому, умных и чутких людей, которые, казалось, чувствовали себя весьма легко и привольно в сутолоке лондонской жизни. Когда Картрайт удалился, Тони стал расспрашивать о нем.

— Он ужасно милый и способный, — сказала Маргарет, надеясь вызвать ревность Тони. — Он занимает какой-то официальный пост и, говорят, подает большие надежды. И пишет книги. Но он нисколько не важничает. Он много бывает в свете и замечательно танцует. Мне он очень нравится.

— Я хотел бы с ним покороче познакомиться, — сказал с некоторой задумчивостью Тони, не замечая попытки возбудить в нем ревность. — Вы знаете, Маргарет, я чувствую, что стал дикарем, не способным общаться с цивилизованными людьми. Почти четыре года я жил со дня на день порою чрезвычайно примитивной жизнью, не имея никого, с кем бы мог поговорить… я хочу сказать, поговорить по душам. Конечно, у нас были своего рода привязанности, порожденные общностью страданий, братством в опасности, но никакой настоящей близости не было. Мне хочется снова связаться с людьми.