– Как будто смешали яичницу-болтунью и овсянку. И ужасно воняет.
Элайза, которая была первой в классе по чтению, добавила:
– В газетах часто пишут, что люди умирают, потому что давятся собственной рвотой.
– А ты представь, как паршиво было бы подавиться чужой, – Джейн здорово удавалось парировать замечания сестры.
Няня, которая будто бы не замечала до сих пор, о чем говорят ее подопечные, и занималась кормлением Спенсера, вдруг спохватилась:
– Мисс, я же вам говорила: девочкам неприлично произносить такие слова, как «паршиво» или «погано». Надо сказать «ужасно».
– А в школе так все говорят, няня.
– Сейчас вы не в школе.
После чая играли в «чудищ с фонариком», а это значило, что свет повыключали везде, куда только смогли дотянуться. Няня не выходила из кухни, родители – из гостиной Полли, куда детям все равно вход был строго запрещен, так как там творилось множество тайных событий. Несколько часов подряд дети носились по дому, вооружившись фонариками, которые раздала всем Элайза.
Правила игры оставались полнейшей загадкой не только для стороннего наблюдателя, но и порой для игроков помладше – особенно для Эндрю, который, не выдержав, расплакался от такой несправедливости в стенном шкафу.
– Зато, может, их раньше начнет клонить в сон, – заметил Арчи. Долгая поездка за рулем утомила его, разнылась больная нога. Он с наслаждением вытянул ее перед большим дровяным камином. Она сейчас в Суррее, у своих родителей, подумал он. Не надо думать о ней. – Какой уютной ты сделала эту комнату, Полл.
Здесь было тепло, приветливо светились лампы, огромные окна скрывались за шторами из зеленого бархата, одну стену целиком занимали полки с книгами, крапчатые обои на остальных имели оттенок морской волны.
Джералд объявил, что не побоится бросить вызов мраку, чтобы добыть лед.
– Нам всем не помешает выпить чего-нибудь покрепче перед сном.
– Лично я просто ложусь спать, дорогой Джералд. Придется тебе довольствоваться поцелуем на ночь, – она стояла на коленях на полу у окна и вместе с Полли вскрывала картонные коробки с украшениями.
Но когда Джералд вернулся из «определенно полярной экспедиции» со льдом и смешал им всем крепкий живительный эликсир, они дружно уселись у огня, чтобы насладиться им. В комнате надолго воцарилось уютное молчание, и Джералд задумался о том, как хорошо было бы видеть в доме еще больше детей, как очаровательна Полли, на медных волосах которой играет отблеск огня, и принесет ли хоть какой-нибудь доход лесной питомник, который они заложили вместе с Саймоном, поскольку сдача дома в аренду едва окупала расходы…
Полли думала о том, как чудесно видеть рядом Клэри и Арчи и как грустно, что они живут настолько далеко, и Клэри стала чуть ли не чужой – главным образом потому, что ей, Полли, не выбраться отсюда: оставить детей на няню можно с тем же успехом, что и на Джералда, который, что бы он там ни говорил, не в состоянии справиться в одиночку и с домом, и с детьми, и со своими планами приведения в порядок земельного участка. Как часто бывало в такое время года, она вспоминала Кристофера в его монастыре и надеялась, что он доволен этой жизнью. Вспоминала время, проведенное с ним в фургоне, когда у него еще была обожаемая собака и он хотел любить ее, Полли. К счастью, все довольно быстро кончилось, и больше он об этом никогда не упоминал. Она вспомнила отца и то, каким изможденным он показался ей, когда приезжал в прошлый раз. Джемайма рассказала ей о последовавшем ужине с Эдвардом и Дианой: по крайней мере, хоть какое-то движение в сторону примирения…
Клэри думала о том, как это чудесно – не быть главным ответственным за Рождество. Она поможет, само собой, но будет делать только то, что ей скажут. Полли удивительная. Она все организовала и при этом выглядела так, будто не сделала вообще ничего. Вот у нее есть шарм, а милому Арчи так не повезло, что у меня его нет ни капли, размышляла она. Утром, еще дома, она собрала волосы в прическу, но шпильки вывалились, и чем больше она старалась подобрать волосы обратно, тем больше прядей свисало. Когда выпала очередная шпилька, Арчи протянул руку и ласково растрепал остатки прически. «Вот так мне нравится», – сказал он, и она ощутила такой прилив любви к нему, что покраснела.