Мы в те времена к зарубежным наградам относились спокойно. Прекрасный советский кинематограф не слишком интересовал зарубежные страны, и редкие заграничные награды нашим фильмам ничего не меняли в жизни их создателей. Да и материальная сторона вопроса не главенствовала: продавали наше кино за рубеж по очень скромным ценам. Но на фоне разгромных рецензий в прессе и оскорбительных высказываний выдающихся деятелей искусства каждая, даже самая незначительная награда «Москве…» согревала истерзанное сердце моего мужа, а меня – наполняла радостью. Потому и «Оскар» я восприняла как награду за долгое и тяжелое страдание Володи, который хотел подарить людям светлый, добрый, сердечный фильм, какой, по его выражению, «сам хотел бы посмотреть». И у него это получилось, и люди приняли его подарок, но Володя хотел понять, почему же его работу не принимают собратья по киноискусству? Некоторые друзья говорили нам, что это зависть, некоторые близкие друзья после выхода фильма перестали быть друзьями, а Володя не мог поверить, что дело в одной только зависти.
Вначале стало известно, что мы попали в номинацию на присуждение «Оскара». И это уже стало в каком-то смысле победой, ведь Володино имя оказалось в одном списке со звездами кинорежиссуры: Акира Куросава (Япония), Франсуа Трюффо (Франция), Карлос Саура (Испания), Иштван Сабо (Венгрия), Владимир Меньшов (СССР). И позже мы получили письмо из оскаровского комитета: нас приглашали присутствовать на торжественном вручении главной кинематографической награды земного шара, как воспринимают ее многие. Приглашали господина Меньшова с супругой. Отель, питание, напитки, пропуск на интересующие мероприятия и, разумеется, на церемонию вручения – все это комитет нам гарантировал, а вот дорогу требовалось оплачивать самим. С этим приглашением Володя отправился на прием к руководителю Госкино, Филиппу Тимофеевичу Ермашу. Денег у нас на билеты не было, да и вообще без первого лица советской кинематографии поездка в Америку состояться не могла. Ермаш посмотрел список претендентов и с усмешкой сказал, что аутсайдер здесь очевиден: ехать незачем. И Госкино послало в США письмо с извинениями: мол, господин Меньшов с супругой на церемонию прибыть не могут в связи с «невероятной занятостью режиссера».
Конечно, Володя огорчился. Он не рассчитывал ни на какого «Оскара» – при таких-то конкурентах! – но поехать и вживую посмотреть церемонию было бы интересно: у нас телевидение ее никогда не показывало, да и тут особый случай: пригласили-то лично его, Владимира Меньшова.
30 марта Володя прильнул к приемнику, чтобы узнать из программ «Голоса Америки» или Би-би-си, кто же все-таки получил «Оскар». Слышно было плохо, у нас тогда вражеские станции нещадно глушили, и разобрать слова в эфире не всегда удавалось. Володя нужной информации не нашел, но понял, что главная новость этого дня – какое-то происшествие, правда, из-за помех не смог разобрать, что именно случилось.
Наутро выяснилось: произошло покушение на президента Рейгана и церемонию «Оскара» перенесли на следующий день, то есть на 31 марта. Слушать 31-го мы уже не стали: почти ничего не слышно, да и час поздний – разница во времени все-таки семь часов. Поэтому, когда у американцев закончился праздник, у нас уже наступило 1 апреля, а в нашей стране это, как известно, День смеха и розыгрышей, так что, когда Володю с утра начали поздравлять с «Оскаром», он, по его словам, «оценил шутку по достоинству». Я поехала в театр, и туда пришел журналист, сейчас уже не помню, какой именно газеты, с известием о присуждении «Оскара», но как-то неуверенно заглядывал мне в глаза: мол, а вдруг это розыгрыш? Я сказала: «Вечером из программы «Время» узнаем поточнее», – но сердцем почувствовала, что это правда. Может быть, потому, что в таком исходе мне виделась высшая справедливость, да и своевременный щелчок по носу всем, кто настырно награждал «Москву…» презрительными насмешками.
В этот же день Володю вызвали в Госкино и подтвердили, что «Оскар» достался ему. Володя с горечью спросил Ермаша, может быть, все-таки стоило рискнуть и отправить его на церемонию? И тогда бы не испуганный атташе по культуре Дюжев получал статуэтку, стыдливо приговаривая: «Нет-нет, я не Меньшов!» – торопливо ретируясь на свое место, а режиссер картины гордо держал бы в руках награду и речь бы неплохую сказал…
Но на душе у нас все равно был праздник, и мы смогли наконец немного отвлечься, отдохнуть от негативных эмоций, которые обрушил на наши головы «кинематографический мир».