Все себя дурно ведут

Вскоре Хемингуэй установил контакт с Гертрудой Стайн и американским поэтом-модернистом Эзрой Паундом – оба они были врагами вычурного, старомодного литературного стиля. Паунд, по словам Сильвии Бич, являлся «признанным лидером современного движения»[130]. Он носил шарф с вышивкой «Обновляйся», который развевался у него за спиной, когда он разъезжал на велосипеде по городу. Будучи колоритными персонажами, Стайн и Паунд, вероятно, внушали робость малодушным. Тем не менее для тех, кто обладал физической крепостью, серьезными намерениями и достаточным талантом, Стайн и Паунд охотно становились наставниками[131].

Сначала Хемингуэй обратился к Паунду. Того знали как своего рода литературную повитуху: он уже приложил руку к появлению на свет потрясающих произведений ХХ века в модернистском стиле – так, Паунд отредактировал написанную в 1922 году поэму Т. С. Элиота «Бесплодная земля». Он также мог добиться публикации талантливого автора и порой выступал в роли энергичного защитника своих протеже. С 1920 года действовал как литературный агент и занимался поиском материала для «The Dial» – нью-йоркского литературного журнала, именующего себя «ведущим периодическим изданием на английском языке»[132]. Паунд яростно сражался с его редактором Скофилдом Тейером за публикацию «Бесплодной земли», и в конце концов поэма появилась в ноябрьском номере журнала за 1922 год. Паунд помог Джеймсу Джойсу опубликовать в литературных журналах ранние рассказы и дебютный роман «Портрет художника в юности». Благодаря Паунду Джойс познакомился с Сильвией Бич, которая в 1922 году отважилась опубликовать его скандальный роман «Улисс» отдельным изданием в Париже. Кроме того, Паунд был редактором иностранного отдела «Little Review» – значимого журнала, пропагандирующего экспериментальную литературу и новое мировое искусство; в нем «Улисс» публиковался с продолжением, выходили также произведения Шервуда Андерсона, Гертруды Стайн и Уиндема Льюиса.

Покровительство Андерсона обеспечило Хемингуэю приглашение на чай в студию Паунда на извилистой улице Нотр-Дам-де-Шан, где он жил вместе с женой Дороти. Атмосфера студии понравилась Хемингуэю и Хэдли: коллекция японской живописи Паунда и картин, написанных его женой, была прекрасно освещена.

На первый взгляд в то время сорокашестилетний Паунд вряд ли годился в доверенные лица Хемингуэю. Благодаря детским увлечениям рыбалкой, охотой и походами, Хемингуэй выглядел любителем активного отдыха на природе и сугубо мужских хобби. Паунд же возвел дендизм чуть ли не в ранг искусства. Он нередко щеголял в вельветиновых костюмах, романтичных рубашках в стиле Байрона и с торчавшей дыбом буйной шевелюрой. Особенно бросались в глаза его тонкие усы, бородка клинышком и трость, и всеми этими аксессуарами он умело пользовался, придавая выразительность своим словам.

Первая встреча с Паундом получилась продолжительной и напомнила Хемингуэю знакомство с Шервудом Андерсоном в Чикаго. Дороти подавала чай. Хемингуэй молча и внимательно слушал пространные рассуждения Паунда, по словам Хэдли, успев выпить за это время не менее семнадцати чашек чая[133]. Встреча стала первой из множества, ведь собеседникам было что обсудить. Паунд мог немало поведать Хемингуэю о том, как создавать новый лаконичный язык. Он был известен своей непреклонностью в вопросе использования прилагательных, а точнее, не признавал их. Кроме того, утверждал, что писателям следует избегать избыточности и не вдаваться в описания. «Не надо образности» – таков был классический совет Паунда.

Он любил сравнивать литературу с музыкой. «Действуйте как музыкант, как хороший музыкант, имея дело с тем аспектом своего искусства, в котором возможны параллели с музыкой, – позднее писал он. – Ими управляют одни и те же законы, и больше вы не подчиняетесь никаким»[134]. Все эти догмы Хемингуэю предстояло заучить наизусть.

После первой встречи Паунд разрешил Хемингуэю пользоваться своей обширной библиотекой. У него был список обязательного чтения для перспективных писателей: они были обязаны ознакомиться с литераторами древности, в первую очередь – прочитать всего Гомера и Конфуция. Данте и Вольтера также требовалось изучить, но в случае последнего избегать его «потуг на беллетристику и драматургию». И конечно, каждый серьезно настроенный начинающий писатель должен был прочитать и осмыслить самых талантливых из протеже Паунда – Т. С. Элиота и Джеймса Джойса[135].