Все течет

Ежедневно после школы она отправлялась к ним и домой возвращалась поздно вечером, голодная и совершенно разбитая от усталости. Время шло, и, к удивлению Варвары, возрастал не заработок, а её задолженность в бакалейной лавке, и над нею начала действовать камковская магия. Полуиспорченные продукты, обмылки, обломки, огрызки, остатки давались Варваре – не тогда и не то, что ей было нужно, а когда это было выгодно Фоме, цена же записывалась «настоящая».

Тяжёлые часы проводила она в работе: унижаемая подозрениями («Гляди, Симка, не украла бы она чего! А ну-ка, покажь, что у тебя в кармане! Что ты жуёшь, голубушка?»), попрекаемая постоянно, она разрывалась на части, стараясь угождать всем. Единственным облегчением оказались уроки с Тараской: он проявлял не только старание, но прямо-таки жажду учиться, схватывая всё легко, особенно математику, – и этот успех делал положение Варвары у Камковых незыблемо прочным. «Городское училище у него уже тут, в кармане», – думал Камков, похлопывая себя по бедру.

Но Варвара изнемогала от усталости, напряжения, недоедания. Она больше не посещала «Усладу». Она исхудала. На неё страшно было смотреть. И вот вопрос о пребывании Варвары Бублик в гимназии вступил в новую фазу.

Согласно духу времени, в школе вводились новшества. Одним из них было постановление о регулярном медицинском осмотре учащихся. В гимназии были лишь дети состоятельных семейств, и особой нужды в этом контроле родители не видели. Иные обижались даже: разве они сами недостаточно заботятся о здоровье детей? Гимназия для того, чтоб учить. Особенно недовольны были представители самых высоких кругов общества.

– Среди нас нет небрежных матерей! Моя Зоя, ваша Тата… Это нововведение даже несколько некорректно по отношению к нам.

– Поверьте, не моя вина! – оправдывалась начальница гимназии. – Распоряжение из министерства, перед ним я умолкаю, склонив голову.

Варвара была уже в седьмом классе гимназии. На должность школьного врача была приглашена только что окончившая медицинский факультет в столице Ариадна Аполлоновна Хиля, та самая девушка, что когда-то каталась на лодке с учителем классических языков и чистописания и по милости которой Варвара услышала впервые: «Панта рей» – всё течёт, всё проходит.

М-llе Хиля была настроена воинственно, рвалась в бой с «существующим строем», искала стычек, ссор и конфликтов, называя это своим личным вкладом в «грядущую мировую революцию». Пригласили её в гимназию по репутации её старого, почтенного отца и, пригласив, уже начинали сожалеть о том. Она же цепко ухватилась за возможность «беспощадной критикой, как набатом, пробуждать сознание общества».

На первом же медицинском осмотре Варвара явилась именно тем желанным материалом, которого искала m-llе Хиля.

В толпе девочек, чья кожа походила на персик у блондинок, на лепесток чайной розы у брюнеток, среди белоснежных кучек батиста и кружев, стояла Варвара – жалкий скелет, обтянутый тёмной шершавой кожей, в рубашке, сшитой из мешка от крупчатки, мешка из лавки Камкова, с не отстиранным ещё адресом мукомольного завода.

Молодая докторша накинулась на Варвару с вопросами.

– Ты часто бываешь голодна? Сколько комнат у вас? У вас сыро в квартире? Как много ты пьёшь молока? Как часто принимаешь ванну?

Варвара молчала.

– Дыши! – почти крикнула докторша, выслушивая лёгкие. – Согни колено! Покажи зубы! Часто болит голова?

Варвара молчала.

– Вы слышите меня? Отвечайте! Сколько окон в квартире? Сколько раз в день горячая пища?

Это были первые вопросы, заданные в гимназии, на которые Варвара не отвечала. Уже поздно было обществу и гимназии ожидать от неё доверчивых признаний. Она уже знала всё о гуманитарных идеях века. Она училась в гимназии седьмой год. Она стояла молча, стиснув зубы, и веки её глаз вздрагивали.

Рассердившаяся было докторша вдруг по-иному поняла молчание Варвары и даже обрадовалась возможностям ситуации:

– Не отвечай, дорогая! Оденься, голубка, сядь и отдохни. Я всё вижу, всё поняла и ни о чём больше не стану тебя спрашивать. Я понимаю!!!

В канцелярии m-llе Хиля узнала, что бедная девочка была первою по успехам уже не только в своём классе, но и во всей гимназии, и тут же дала шумному негодованию выход:

– На глазах у всех у-ми-ра-ет ребёнок, умирает от недоедания, от истощения!

Она кипела:

– Т р е б у ю, как школьный доктор, поставить вопрос о Варваре Бублик – первым, вне очереди – на ближайшем заседании родительского комитета!

И родительский комитет для состоятельных родителей был новшеством, казавшимся совершенно ненужным. «В чём дело? Мы доверяем начальнице гимназии и её выбору учительского персонала. Над всем – министерство. Какой-то Иванов седьмой станет ещё выражать недовольство министру народного просвещения? Для школ, где учатся дети бедняков, этот комитет мог бы, например, развиться в благотворительное общество, но для нашей гимназии?..» И большинство родителей, особенно из того круга, где были Головины, вообще не посещало заседаний.