Все вещи мира

и вот они в переулке недалеко от северного
вокзала — 10 евро у одного, у другого 7
я их придумал когда слушал в москве
стихи об арабах и террористах когда
под корнями бульваров билось и расцветало
теплое техно ночного парижа, октябрьский
яд сквозняков
два мальчика из черной россии
в нелепых пальто, их левадийская грусть
и столица отчаяния над ними горит дождями
цветет в праздничных флагах, течет волокнистой
рекой — как описать их? двух гетеронормативных
мальчиков в центре парижа в потоках желания
чуждых для нас исключенных из экономики
секса?
заточки в карманах пальто, обрезы
в спортивных сумках — мы хотим чтобы так же
взрывались над нами каштаны пока мы едем
на лекцию в университет и в соседних дворах
поджигаем машины
и они подходят к дверям
плещется мир у них под ногами и клерки
разбегаются в стороны напуганы предстоящей
весной и они говорят: мы ни о чем не жалеем,
черные слезы маркса и арафата заставляют гореть
наши сердца

 —и когда приезжает полиция
дождь идет, водостоки забиты листвой —
их кровь уносят сточные воды и выстрелы
отзываются в нашей москве где уже выпадает снег
и на поэтических чтениях все меньше народу —
и если мы собираемся у электротеатра или идем
в новый крафтовый бар то кто-нибудь спросит
как же случилось что здесь мы стоим пока пласт
за пластом движется время под холодной тверской
и на кутузовском там за мостом в оранжевых
вспышках дорожных работ асфальт раскрывается
высвобождая всё то тепло что мы тогда потеряли?

«Камни растения были вовлечены…»

камни растения были вовлечены
мертвые птицы строительные материалы
и те кто скользил по льду и другие
в легкой одежде с разбитыми лицами
в этом веселом веселом свечении дыме
только сигналы спаслись и разноцветные
вспышки так что выбрались мы из липкой
постели опаленные желтой пыльцой и видим
как кожа слезает медленно раздвигаются
стены приподнимаются шторы и я говорю тебе
что готов забыть о том дне когда красный луч
разрезающий меридиан коснулся моей руки
когда я был мертвецом и его невестой когда мы
погружались в цветущую пыль и мостовые
возвышались над нами

«Мясо поздних арбузов вязнет на языке…»