– Что? – Курт не расслышал, порывы ветра заглушали бормотанье нищего.
– Евреи, – повторил дядюшка и усилил значение сказанного затяжной икотой. – Ироды, алкающие кровь Христову, – отыкав, продолжил он. – Продавшие Спасителя нашего, аминь.
Курт пожал плечами и двинулся дальше. Напутствие старого пьяницы больше походило на богохульство.
Вилли и Юрген ждали Курта у Зендлингер тор. Щуплый, востроносый Юрген ёжился на ветру и курил в рукав, Вилли, как обычно, жизнерадостно улыбался. Холодина была ему нипочём: лёгкая куртка расстёгнута, ворот рубахи широко распахнут, от ветра грудь защищал лишь серебряный крестик на цепочке.
– Молодец, что пришёл, – пожав Курту руку, похвалил Вилли. – Денёк сегодня будет тот ещё. Верно, Юрген?
Юрген, заплевав окурок, подтвердил.
– Покажи ему, Вилли, – попросил он.
Вилли кивнул и, оглядевшись, приподнял полу куртки. В бок ему упирался рифлёной рукояткой пистолет системы «Вальтер».
– У отца стащил, – понизив голос, сообщил Вилли. – Вместе с патронами. Шесть штук имеется.
– Зачем? – удивился Курт. – Зачем тебе пистолет?
– Не мне, а нам, – Вилли покровительственно похлопал Курта по плечу. – Я же сказал, денёк сегодня будет особенный. Пошли.
Вилли размашисто зашагал по направлению к Мариенплац. Юрген вприпрыжку его догнал, пристроился слева.
– Что происходит? – Курт забежал справа, ухватил Вилли за рукав. – Куда мы идём? Зачем?
– В Хофбройхауз, – вместо Вилли ответил Юрген. – Там сегодня будет выступать Эберштайн.
– Кто это? И о чём он будет говорить?
– Евреи, – послышалось от входа в Азамкирхе, с которой компания как раз поравнялась. – Вот кто правит великой Германией сегодня, – дядюшка Гюнтер икнул, – грязные евреи правят ей, молодые юноши.
– Верно, – Вилли остановился, выгреб из кармана мелочь, сыпанул, не считая, в кепку. – Правильно, дядя Гюнтер, выпей за нас сегодня. Вот об этом, – Вилли обернулся к Курту, – и будет говорить Эберштайн. А позже – в дерзком, с гнусавинкой голосе вдруг появилась почтительность, – вечером, в Бюргербройкеллер, ожидается сам фюрер.
– Кто? – не понял Курт. – Какой ещё фюрер?
– Эх ты, телёнок, – пренебрежительно сказал Юрген и сплюнул на мостовую. – Фюрер Германии Адольф Гитлер.
Холодный ноябрьский ветер сметал с ровной мостовой редкие желтые листья, рвал голый плющ с шестиугольной башни Зендлингер тора и яростно гнал рваные облака над пасмурными крышами города. Ханна остановилась под круглой аркой старинных ворот, подняла повыше воротник мягкого кашемирового пальто и оглядела плац. Неласковая погода разогнала любителей пройтись по бесчисленным магазинам, занимающим первые этажи старинных зданий на Зендлингерштрассе.
Взгляд внезапно упёрся в троих парней, прячущихся от промозглого ветра в проходе под увитой плющом башней тора. Ханна среагировала мгновенно, автоматически, так, как долгие годы учили в разведшколе. Правая рука скользнула в карман пальто. Сработавшая потайная пружина подала в пальцы «стрелку», мгновенную бесшумную смерть в неказистой оболочке, походящей на простецкий стержень от шариковой ручки. Секунду спустя Ханна перевела дух, затем расслабилась. Опасности не было – она сама не поняла, что именно заставило её принять боевую стойку. Ханна вгляделась. Обычные молодые парни: один щуплый и востроносый, другой, ежащийся от холода, самой что ни на есть заурядной, незапоминающейся внешности, и третий – рослый, со здоровым румянцем на щеках и широко распахнутой на груди рубашкой.
Что-то всё же в них было… что-то скрытное, угрожающее. Ханна еще раз оглядела троицу и чутьём поняла – рослый здоровяк вооружён. Миг спустя тот подтвердил её правоту: приподнял полу куртки, продемонстрировав рукоять пистолета, заткнутого за пояс.
Ханна вновь мобилизовалась, но в следующую секунду хмыкнула и отвела взгляд. Да, по Европе недавно прокатилась волна терактов, но это не значит, что каждый вооруженный парень – террорист. А даже если и террорист – это её не касается, у неё есть дела поважнее.
Сейчас её звали Анной Краузе, но значения это не имело. За годы оперативной работы Ханне не раз приходилось менять имена. Так же, как и национальность. Это было легко. Миниатюрная, белокурая и голубоглазая, на еврейку она не походила совершенно.
Она невзначай обернулась, но парни уже исчезли, как не бывало. Ханна недоумённо сморгнула, быстрым взглядом прошила площадь и ни одного из троих не обнаружила. Она резко тряхнула головой, на душе стало тревожно. Собранность, сосредоточенность и внимание к деталям были отработанными, намертво вбитыми в неё профессиональными навыками. И вот только что она проворонила потенциальную опасность. Ханна выругалась на иврите, затем сделала несколько глубоких вдохов, успокаиваясь. Секунду спустя хладнокровие вернулось. Звонко цокая каблучками по ровной брусчатке плаца, Ханна двинулась в сторону Зендлингерштрассе.