Позднейшая римская традиция, стараясь оправдать незадачливого консула, объясняла бесславное пленение Корнелия Сципиона коварством пунийцев, якобы обманом заманивших римского флотоводца в засаду под предлогом мирных переговоров и вероломно захвативших его в плен (Liv. Per. XVII; Flor. I, XVIII, 2, 11; Eutrop. II, 20, 1; Oros. IV, 7, 9). Более правдоподобной, впрочем, представляется изложенная грекоязычным писателем II в. н. э. Полиэном версия о том, что изначальной военной хитростью была сама ложная информация о возможности сдачи римлянам города Липари вследствие измены части горожан: «Карфагеняне возле Сицилии, узнав, что римляне имеют больше кораблей, чем они, и желая их отвлечь, убедили некоторых из собственных граждан стать перебежчиками. Они, придя к римскому военачальнику Гнею Корнелию, обещали передать ему остров Липару, принадлежащий Сицилии. Он же, поверив, заполнив половину судов, отплыл на Липару» (Polyaen. VI, 16, 5). Попытавшись далее объединить эту вполне правдоподобную версию с устоявшимся у римлян мнением о захвате Корнелия Сципиона в плен путем обмана, Полиэн приводит рассказ о том, как сказавшийся больным пунийский флотоводец попросил консула явиться для переговоров на карфагенский корабль, где римлянин и был захвачен в плен. Отбросив эти явно вымышленные подробности второй части повествования Полиэна о липарском инциденте, следует признать его первую часть вполне вероятной и более близкой к реальным событиям. После удачно вброшенной неприятелю дезинформации и успешного блокирования его кораблей в гавани Липари, карфагеняне могли требовать у покинутого собственными матросами римского консула не переговоров, а исключительно полной и безоговорочной капитуляции. Скрыть ее позорный факт и были призваны возникшие впоследствии рассказы о вероломстве пунийцев.
Впрочем, всего несколько дней спустя римлянам представился шанс сквитаться с карфагенянами за пленение своего флотоводца и захват семнадцати кораблей. Согласно свидетельству Полибия, Ганнибал Старший «слышал, что римский флот, идущий вдоль Италии, уже близко, и, желая точнее узнать численность и вообще расположение сил неприятеля», отправился во главе эскадры из пятидесяти кораблей на рекогносцировку. Обогнув южную оконечность Италии (по всей видимости, край Калабрии), пунийский флотоводец неожиданно столкнулся с шедшим стройным походным порядком римским флотом, более чем вдвое превосходившим по своей численности флотилию карфагенян. Существенное количественное превосходство римлян, неготовность пунийцев к бою и, вероятно, неблагоприятные для карфагенян природные условия, такие как встречный ветер или течение, привели к тому, что большая часть кораблей Ганнибала была потоплена, а ему самому едва удалось спастись бегством (Polyb. I, 21, 9—11).
Не ставя под сомнение саму возможность столкновения римского и карфагенского флотов у входа в Мессинский пролив и потерю пунийцами части их эскадры, стоит критично отнестись к утверждению Полибия о том, что Ганнибал потерял большую часть своих кораблей. Это представляется маловероятным, поскольку будь эта победа римлян столь выдающейся, она была бы закреплена в античной традиции в качестве их первого победоносного сражения в Первой Пунийской войне. Так как этого не произошло, вероятным представляется предположение, что потери карфагенян были далеко не такими значительными, как указывает Полибий. Скорее всего, Ганнибал провел разведку боем и быстро отступил, едва ли потеряв в бою больше нескольких кораблей и, вероятно, к тому же потопив несколько римских. Это позволяет считать первое морское боестолкновение римлян с пунийцами малозначительной стычкой с ничейным результатом. Настоящее победоносное для римлян сражение на море произошло несколько позже, когда флот возглавил второй из консулов 260 г. до н. э. Гай Дуилий. Пока же римские корабли проследовали в Мессану, где экипажи продолжили учения и подготовку к решающей битве с пунийцами. Сюда же был срочно вызван Гай Дуилий, до этого командовавший сухопутными войсками, а теперь взявший на себя руководство военно-морскими силами.