Важнейшим из городов, взятых римлянами на этом этапе противостояния, был располагавшийся к юго-западу от Карфагена, вблизи устья реки Катады Тунет (на месте современного Туниса). Здесь было удобно обустроить лагерь и приступить к подготовке осады пунийской столицы. Хотя войско Марка Атилия Регула было слишком мало для того, чтобы овладеть едва ли не полумиллионным городом, в который к тому же со всей округи стеклись толпы беженцев, эти намерения римского консула не могли не беспокоить оставшихся практически без боеспособного войска карфагенян. Чрезмерное скопление людей в Карфагене вызвало голод, вспыхнули болезни, население все сложнее было удерживать от паники. В таких условиях пунийскому правительству не оставалось ничего иного, как просить римлян о мире. В мире был заинтересован и Марк Атилий Регул, уверенный в неизбежности падения вражеской столицы, однако не желавший, чтобы город был покорен уже после окончания его консульских полномочий и вся слава досталась его преемнику на консульской должности.
Доподлинно неизвестно, какая из сторон обратилась с предложением переговоров первой, мнения античных историков на этот счет расходятся. Полибий приписывал роль инициатора римскому консулу (Polyb. I, 31, 4), тогда как Диодор Сицилийский, Евтропий и Павел Орозий полагали, что в переговорах были больше заинтересованы карфагеняне, так как им нужно было спасать и свою столицу, и государство (Diod. XXIII, 12, 1; Eutrop. II, 21, 4; Oros. IV, 9, 1). В любом случае, требования должны были выдвигать римляне, а пунийцы были вольны либо принимать их условия, либо продолжить войну. Уверенный в боеспособности своего войска и безнадежности положения противника, Марк Атилий Регул выдвинул весьма суровые условия, выполнив которые Карфагенское государство утратило бы независимость и полностью подчинилось бы Римской республике. Согласно свидетельству Диона Кассия (Dio. Cass. fr. 43, 24–25), римский консул требовал от карфагенян уступить Риму Сицилию и Сардинию, покинуть эти острова и ни в коей мере не претендовать на их территорию. Всех римских пленных следовало освободить без выкупа, тогда как плененных пунийцев Марк Атилий требовал выкупить за установленную сумму. Также карфагеняне должны были компенсировать все затраты римлян на ведение боевых действий и понесенные ими за годы войны убытки. Предусматривалась также ежегодная дань.
Все перечисленное, в особенности полный отказ от Сицилии и Сардинии, было крайне тяжелыми для пунийцев условиями, однако консул этим не ограничился. Римский полководец потребовал от Карфагена отказаться от самостоятельной внешней политики и подменить ее римской, чтобы отныне друзья и враги римского народа становились, соответственно, друзьями и врагами карфагенян. Карфагеняне, таким образом, могли объявлять и вести войну или заключать мир лишь с согласия Рима, более того, они были обязаны делать это по требованию римлян. Для того чтобы Карфагенская держава окончательно лишилась возможности организовать сопротивление, пунийцам запрещалось иметь военный флот, за исключением одного-единственного корабля. При этом по первому требованию римлян Карфаген должен был снарядить для них 50 трирем.
Выполнение второй части условий Марка Атилия Регула лишало карфагенян даже потенциальной возможности восстановить свою независимость. Неудивительно, что пунийцы с негодованием отвергли эти унизительные и катастрофические условия, предпочтя сопротивляться до последнего. «Карфагеняне видели, – пишет Полибий, – что само завоевание их не могло бы повлечь за собою более унизительных последствий, чем предъявляемые Марком требования, а потому не только отвергли условия и возвратились домой, но и негодовали на беспощадность Марка. Сенат карфагенян, выслушавши предложения римского консула, хотя не питал почти никакой надежды на спасение, обнаружил столько мужества и великодушия, что предпочел претерпеть все, испытать все средства и ждать решения судьбы, лишь бы не совершить чего-либо постыдного и недостойного прежнего поведения» (Polyb. I, 31, 7–8). Отказ пунийцев от мира на условиях римского консула, впрочем, не был таким уж героизмом обреченных, как это может показаться со слов греческого историка, поскольку их положение отнюдь не было катастрофически безнадежным. Карфагеняне еще не потеряли столицу, имели вполне боеспособные войско и флот, наконец, в их казне все еще было достаточно средств для оплаты службы наемников. Следует признать, что это Марк Атилий утратил чувство реальности и меры и пытался диктовать условия мира так, словно уже одержал бесспорную победу и требовал от поверженного врага безоговорочной капитуляции. На самом же деле карфагеняне все еще были способны к сопротивлению, и выдвинутые им неприемлемые условия мира лишь укрепили их решимость сражаться до последнего.