Всемирная история сексуальности

Это звучит скорее фарсом, чем таит опасность для государства. Но, как утверждал Харден, граф фон дер Шуленбург сам был лишь второстепенной фигурой в этом кругу. Именно главные действующие лица должны быть разоблачены. Самым влиятельным из них, не потому что он сам был очень важным, а потому что он стоял ближе всего к императору, был принц Филипп цу Эйленбург унд Хертефельд, член Herrenhaus, когда-то прусский министр в Баварии и немецкий посол в Вене. У него больше не было официального положения, но он чувствовал себя при дворе как дома. Он сопровождал императора во всех его долгих путешествиях; имел своих шпионов и пользовался его полным доверием. Это был тот человек, за которым Харден охотился больше всего.

О странных наклонностях Эйленбурга Харден впервые узнал от Бисмарка сразу же после его увольнения. Что, впрочем, было сейчас давным — давно. Более того, намеки Бисмарка были сформулированы в слишком общих терминах. Харден смог перейти в наступление только после того, как тайный советник фон Гольштейн, на протяжении десятилетий занимавший пост Преосвященного Гриза в Министерстве иностранных дел и теперь только что уволенный, передал ему более конкретный материал. Даже тогда предприятие было всё ещё неопределенным, так как гомосексуалисты обычно не действуют в открытую. Казалось вполне очевидным, что вкусы принца Эйленбурга были ненормальными, но что он был практикующим гомосексуалистом — и только это могло привести его в пределах досягаемости закона — было трудно доказать.

Харден соответственно начал свою кампанию с крайней осторожностью. Первые статьи, которые он опубликовал в «Цукуните» против придворной камарильи в 1906 году, были составлены из аллюзий настолько неясных, что оставались непонятными для обычного читателя. Посвященные, однако, скоро увидят, о ком идет речь; возможно также, что объекты намеков и император могли бы сделать необходимые выводы. Однако суд не двинулся с места. Затем Харден стал более откровенным и упомянул имена. Это вынудило Эйленбурга подать на него в суд.

Сложилась ситуация, схожая с делом Оскара Уайльда, но затем всё пошло по-другому. Эйленбург отрицал все обвинения под присягой, и суд решил, что представленные Харденом доказательства недостаточны для доказательства его правоты. Берлинский суд приговорил Хардена к четырем месяцам тюремного заключения за клевету. Однако на этом дело не закончилось. Харден продолжил второстепенную линию: нападки, сделанные на него другой газетой, дали ему возможность возобновить дело, на этот раз в магистратском суде в Мюнхене. Счастливый случай пришел ему на помощь. После суда в Берлине молочник из Верхней Баварии неожиданно пришел к адвокату Хардена и проболтался: «он сделал камарилью со мной».

Недоразумение по поводу слова «камарилья», которое молочник считал термином из словаря сексуальной жизни, оказалось ключом к решению проблемы. Свидетель мог говорить открыто, потому что его уже нельзя было наказать, даже если бы он принимал какое-то участие в «камарилье» — все это произошло слишком давно. Он рассказывал, что когда ему было девятнадцать лет и он работал на судне в Штарнбергском заливе, один «прекрасный джентльмен», который был не кто иной, как Филипп Эйленбург, сделал ему предложение и в конце концов получил то, что хотел. Эйленбург был великодушным другом. Он дал этому молодому моряку 1500 марок — больше, чем его жалованье за целый год, — пригласил его в свой замок и угостил роскошью. Был найден второй свидетель, рыбак с озера Штарнбергер-Зее, который имел ровно аналогичный опыт.

Это, по-видимому, доказывало, что Эйленбург совершил лжесвидетельство. Закон, по сути, был направлен против него, но он был слишком болен, чтобы предстать перед судом, и таким образом избежал судебного наказания. Но это не имело значения; морально он был осужден и больше не мог играть роль советника при дворе. Харден достиг своей цели; камарилья исчезла. Здесь мы не ставим себе целью рассмотреть, был ли Вильгельм II более благоразумен после того, как он отпустил урнингов из своего окружения, или раньше. Но несомненно, что дело Эйленбурга внесло немалый вклад в дискредитацию монархии и господства дворянства в Германии и тем самым открыло путь к другой форме государственного правления.

Еще более значительными были последствия для населения в целом. О гомосексуальных процессах (помимо процессов Эйленбурга были и другие, закончившиеся безрезультатно — н-р процесс вокруг графа Куно фон Мольтке, адъютанта императора и губернатора Берлина) в стране говорили годами. Миллионы людей, которые прежде едва ли имели хоть малейшее представление об этом предмете, теперь вглядывались в каждую деталь жизни гомосексуалистов. Параграф статьи 175 Уголовного кодекса Германии, в которой содержались положения, запрещающие противоестественные отношения между мужчинами (подобное поведение между женщинами не подлежало наказанию), стал лозунгом. Люди с тревогой или с юмором спрашивали, не являются ли их соседи "175-ми".