Всемирная история сексуальности

Доказательства, представленные Фрейдом общественности, на самом деле были довольно скудными: несколько интересных наблюдений о жизни детей, ссылки на процессы, которые, возможно, рассматривались слишком некритично или просто как непослушание, как упрямство в «анально-садистской» фазе; плюс несколько подробных историй болезни людей, которые были подвергнуты перекрестному допросу об их сексуальной жизни и семейных отношениях способом, ранее не использовавшимся в медицинской практике. Почти всё, что Фрейд считал аргументами, было просто интерпретацией — причем очень смелой — общеизвестных фактов. Он пришел к своей идее инфантильной сексуальности двумя способами: Во-первых, проводя очень смутные аналогии между приятными ощущениями, которые дети вызывают в своих собственных телах, и извращенными половыми актами взрослых; и во-вторых, интерпретируя чувства детей к своим родителям как своего рода евнух — любовь или евнух — ненависть, сексуальные проявления импотента.

Ничто не было доказано вне всяких сомнений. Можно было верить в это или нет. Большинство врачей в это не верили. Когда на Гамбургском психиатрическом Конгрессе 1910 года один из ораторов в общей дискуссии поднял тему теорий Фрейда, председатель Вильгельм Вейгандт остановил его, сказав: «Это не тема для научного конгресса; это дело для полиции». Десять лет спустя, когда уже было много специалистов — практиков психоанализа и Фрейду была предоставлена кафедра в Венском университете, он всё ещё полностью игнорировался психиатрической клиникой Берлинского университета, и то же самое происходило с большинством других европейских университетов. Даже его книги продвигались лишь постепенно, хотя они были написаны в кристально чистом стиле, без какой-либо ученой неясности Краффта-Эбинга. За четыре года были проданы не все экземпляры первого издания трех эссе по теории сексуальности. Фрейд был, но на него смотрели не просто как на шарлатана, а как на негодяя, оклеветавшего детскую невинность и запятнавшего чистую детскую любовь.

Были, однако, особые причины, по которым подавляющее большинство ученых так враждебно относились к Фрейду, который, в конце концов, читал лекции в Венском университете с 1885 года. Это было время, когда высшим стремлением психологов и психиатров было установить отношения между телом и умом. Каждый ментальный процесс должен иметь своего двойника в мозгу или в нервной системе. Казалось особенно важным вскрыть физические корни явлений, связанных с половой жизнью. Может ли существовать психология без физиологии секса, без анатомии секса?

На это Фрейд отвечал все более резким тоном, что психоаналитики не могут ждать, пока им на помощь придут отрасли знания, имеющие дело с физическим миром. Они должны были оперировать чисто психологическими концепциями и «держаться подальше от чуждых себе предположений анатомической, химической или физиологической природы». Эти слова, исходящие от человека, который сам начинал как физиолог и анатом мозга, звучали насмешливо. Кроме того, терминология, созданная Фрейдом для того, чтобы сделать его идеи более понятными для его учеников и распространить его учение, не была рассчитана на то, чтобы завоевать ему друзей среди его консервативных коллег. Иногда он использовал литературные парафразы, например метафору Эдипова комплекса, но чаще грубые, грубые выражения, которые вызывали обиду.

Главным возражением против его теории было, однако, то, что она преувеличивала сексуальный элемент. Критики говорили о «пансексуализме» психоанализа, который якобы пытается объяснить всё сексуальным мотивом. Фрейд смог возразить, что он признает «инстинкт эго» так же, как и либидо, и противопоставляет их инстинктам жизни и смерти. Тем не менее, было что-то в возражении, что Фрейд страдал если не от пансексуализма, то по крайней мере от сексомании; что он был своего рода сексуальным вуайеристом, озабоченным только поиском и наблюдением сексуальных процессов. Его оценка либидо является также одним из основные причины, по которым его самые ведущие ученики вскоре расстались с ним.

Венский психолог Альфред Адлер видел самую сильную силу не в сексе, а в воле к власти, которая часто является результатом комплекса неполноценности. У Фрейда эта движущая сила тоже в конечном счете сексуальна, но она играет лишь второстепенную роль внутри «анально-садистской фазы» и в нарциссических тенденциях, возникающих из «комплекса кастрации». Для Адлера эротизм — это только форма воли к победе и господству; даже уступка себя — это лишь косвенный путь к достижению господства над другим человеком. Адлер также сомневается в реальности и искренности детских сексуальных воспоминаний: «невротик не страдает от воспоминаний — он их производит». Психические расстройства, утверждал он, проистекают не из мрака прошлого, а из цели, часто всё ещё дремлющей в бессознательном. Потребность в самоутверждении была существенным фактором. Там, где разница во мнениях была столь велика, сотрудничество с Фрейдом было, конечно, невозможно, и Адлер пошел своим путем.