Всеволод Иванов. Жизнь неслучайного писателя

Но вместо «заводского» романа в 1923 г. появились «экзотический» рассказ «Долг» и «крымский» «Заповедник». И только в 1924 г. дойдет дело до романа, точнее, лишь «отрывка»: «Из романа “Северосталь”» – так озаглавлена публикация в «Красной нови». Скорее всего, в нем Иванова сбил с толку он, постсерапионовский друг, автор «Голого года», земляк по вожделенной Москве. На что «Голый год» и «Третья столица» были широкими по географии, истории, моноголюдности, но новый роман Пильняка «Машины и волки» превзошел и их. В собственном, авторском пересказе в нем было «О коломенских землях, о волчьей сыти и машинах, о черном хлебе, о Рязани-яблоке, о России, Расее, Руси, Москве и революции, о людях, коммунистах и знахарях… и многом прочем». И потому это не просто роман, а «статистика», энциклопедия того, что творилось в подмосковной провинции после революции и во время нэпа. В грядущей советской России, где будут не просто заводы, промышленность, а, например, химический завод, который будет производить порошки, и «человечество освободится от сна», чтобы работать круглосуточно. Через два года Иванов использует этот фантастический образ в авантюрно-фантасмагорическом романе «Иприт», написанном совместно со Шкловским, а не с Пильняком. Писателей если не рассорил, то взаимоохладил некрасивый инцидент Иванова с Толстым на квартире Пильняка 5 марта 1925 г., рассказ о котором впереди. А за год до этого, в 1924-м, они были настолько дружны, что весной, в марте, осуществили большую совместную поездку на юг, где читали публике свои произведения. Так что вряд ли надо доказывать, что в романе «Северосталь» Иванов оглядывается на Пильняка. Дружба с ним должна была льстить Иванову, особенно в свете разрыва с «Серапионами».

Судя по отрывку из «Северостали» в той же «Красной нови» (1924, № 5), Иванов в основном повторял сюжетную схему Пильняка в романе «Машины и волки»: еще темный, непредсказуемый, таящий и опасности, и скрытые большие возможности мир крестьянства («волки») и созидательная сила «коммунистов-машинников», обновляющая село технически и культурно, осуществляющая «смычку» города и села («машины»). В этом отрывке «машинником» выступает директор промышленного синдиката Паньшин, который едет в село на торжественный акт передачи произведенных заводом тракторов. Чем ближе к деревне, тем он раздражительней и злее, причиной чего являются неоспоримые факты злоупотреблений бывшего директора Корякова, едущего вместе с ним в село. В конце концов Паньшин доводит его до самоубийства и только тогда успокаивается. По дороге в село Паньшин имеет кратковременную и какую-то «зоологическую» интимную связь с прохожей девушкой. Очевидно, и это должно было найти продолжение в окончательном тексте, ибо заканчивается «отрывок» картиной спящего после любовной сцены героя, похожего на «черного, дурно пахнущего зверя».

Рискнем предположить, что Иванов уничтожил впоследствии эту «Северосталь» из-за слишком явного «пильняковства», которое начало там выходить наружу. Этот «отрывок» весьма похож на отдельный рассказ в стиле тех, которые он писал с 1923 г., когда Пильняка рядом уже не было. В Крыму, под знаком которого прошел для него этот год, Иванов оказался, как в заповеднике, огражденном от всяких влияний. И потому словно вернулся к себе «старому», начала 1920-х гг.: к гражданской, точнее, партизанской войне, с ее малоформатными, локальными стычками, далекими от основного фронта. Только теперь стало больше сосредоточенности на внутреннем, а не внешнем – что там, в душе происходит, откуда странные поступки его героев, их «заскоки»?