Всеволод Иванов. Жизнь неслучайного писателя

О Сталине тогда едва знали, а в романе о нем с почтением отзываются даже враги: «Приезд Сталина несколько осложнил обстановку (…). У него большой партийный авторитет…» Один даже предлагает убить Сталина, настолько они его боятся. А глава 14-я II части вся посвящается встрече вождя с Пархоменко и рисует просто-таки икону, а не реального человека: «Этот человек видел мир всегда и в колосе, как его часто видят многие, и цельным, в снопах. Он ничего не боится, и не только сам не боится, но и сверх того, другим не дает возможностей скрыться в тщетной игре воображения, в какой-либо неосуществимой надежде, а умеет находить и в воображении, и в надежде других нечто более близкое и реальное, что рождает и бесстрашие, и победу (…)». Иванов создал образ идеального вождя, авторитета, который признает даже Пархоменко – человек недюжинной силы тела и духа, «оборотень», не отбрасывающий тени, как заметил один из испуганных крестьян: при его появлении в незнакомом месте «на него не залаяла ни одна собака». Каков же тогда Сталин – сам Воланд, если Пархоменко – его верный Азазелло? Другой булгаковский персонаж – Штрауб, мечтавший о руководстве шпионской резидентурой в России, – погиб от удара поленом по голове от своей полужены Веры, как гибнет Босой у Булгакова. Очевидно, Иванов так много уделяет ему внимания, чередуя главы с Пархоменко, Ворошиловым и Сталиным со штраубовскими, что хочет заклеймить эгоизм-индивидуализм, измельчание физическое и духовное, достойное презрения и осмеяния. Неслучайна поэтому связь Штрауба с анархистами, и эмблемой анархизма здесь выступает «головастый лохматый маленький человечек», «патлатый», да еще на костылях, батька Махно. Характерно, что убивает Пархоменко не Штрауб, как можно было ожидать, а Махно. Иванов даровал в каком-то смысле «благородную» смерть своему антигерою от его возлюбленной, которая в большей мере заслужила слова, адресованные Штраубу: он «не нравился (Лизе Ламычевой. – В. Я.) (…) каким-то еле уловимым запахом, глубоким и сложным, душевной мерзости». Она стоит на более низкой ступени подлости не только потому, что убила доверившегося ей беспомощного Штрауба, но и потому, что ее любит и на ней женат аппаратчик Быков, сподвижник Троцкого. И этим все сказано.

В романе, где без Троцкого обойтись нельзя, Иванов сделал его вместилищем всевозможных пороков. Он тут помогает украинской Раде, раскрывающей двери немцам, требует перевода Революционного совета Южного фронта «в пункт, лежащий от Царицына в 550 километрах», вместе с Тухачевским требует передачи Конармии Западному фронту для предотвращения разгрома поляков и, вместо занятия Львова, приказывает «идти на север», из-за чего удостаивается от Иванова гневного: «предатель Троцкий». Есть в романе и сцена столкновения Пархоменко с Троцким. И как это он, верный слуга Сталина, не придушил этого «шпиона и провокатора» тут же, накануне наступления на Польшу – ведь всем и каждому было уже ясно, чего стоит этот «гадюка Троцкий». Нет, почему-то терпели, хотя знали, в том числе Иванов, что именно Троцкий сыграл главную роль в победе большевиков в этой войне, почти уже проигранной, о Сталине же тогда и слыхом не слыхали. Но потом Иванов безоговорочно поверил Сталину, и на его языке и написал роман. Иванов буквально уничтожил Троцкого в главе 26-й II части. Тут и «наглая трусость, сопровождаемая отвратительным самообожанием», и «страсть к позированию, которая заставляла даже спать в позе, готовой для памятника»; он и «подлец», и «предатель из предателей». Но в Переделкине арестовывали, а потом расстреливали на сто процентов невиновных писателей, разве по приказу Троцкого? Не шевельнулось ли сомнение, что и его могли оклеветать, превратить в чудовище в ходе политической борьбы? Ведь был же когда-то 1923 г., вместе с Пильняком на приеме у Троцкого, и Иванов вынес о нем самые лучшие впечатления. И вот теперь Пильняк арестован и убит, в 1939-м взят чекистами близкий ему Бабель, одновременно с выходом его «Пархоменко» отдельной книгой. Хорошее совпадение! Особенно когда в романе есть похожий на него Вениамин Абрамович Рубинштейн, который не побоялся пойти комиссаром в самую «проблемную» часть и удивил этих полубандитов умением объезжать коня и еще «витиеватой манерой выражаться», подтягивал культурный и интеллектуальный уровень Пархоменко чтением умных книг, но который погиб вместе с ним же.