Всеволод Иванов. Жизнь неслучайного писателя

«Синий зверюшка» превзошел ожидания: эффект был настолько силен, что рассказ «даже не разбирали», как обычно, у новичков, и «в тот же вечер Всеволод Иванов был принят в “Серапионы”», – вспоминала Е. Полонская. При этом она почему-то переносит этот вечер в иное время года: «В этот зимний вечер он появляется…» Тогда как общепринятая дата знакомства Иванова с «Серапионовыми братьями» и вступление в группу – май 1921 г. Видимо, все-таки Иванов приходил к «Серапионам» в Диск и раньше, например в марте: подтверждение этому в одной из публикаций. Май запомнился больше, так как на этот раз Иванова рекомендовал сам Горький: «Здесь Всеволод Иванов, из Сибири. Отлично знает деревню», – вспоминал Слонимский, в чьей «дисковой» комнате происходили «серапионовские» собрания. Правда, он не пишет в своем мемуарном очерке о том «вступительном» для Иванова вечере, когда он читал «Синего зверюшку», упоминая его в одном ряду с чтением Ивановым и других рассказов: «Почти каждую субботу “сибирский мамонт” приносил нам новый свой рассказ. Какой-то рог изобилия – “Дитё”, “Лога”, “Синий зверюшка”». Зато общее впечатление выражено достаточно красноречиво и ярко: «Нас поражали острые, из самых глубин выхваченные сюжеты, яркие характеры, замечательный язык. Мы наслаждались заразительным буйством слова, вызывающим на поединок, пробуждающим творческие силы слушателей». Шкловский: «Рассказы Всеволода Иванова производили впечатление, как будто в реку бросил солдат ручную гранату и рыбы всплыли на поверхность, удивленно блестя белыми брюхами. Даже те, которые не были оглушены, бились от изумления». Горький, прочитавший «Синего зверюшку» позже, тоже отмечал прежде всего силу таланта Иванова: «Сила какая! И это не из лучших рассказ». В этом кратком отзыве не только восхищение, но и сдержанность. Ведь именно требовательность Горького, его жесткость в марте 1921 г. вызвала в нем прилив сил.

И все же важнее всяких чтений, собраний, встреч были публикации – писатель должен печататься! Больше всего в 1921 г. Иванов печатался в журнале «Грядущее»: «Смерть», «Книга», «Глиняная шуба», «В дни бегства» – то есть почти в каждом номере. Такую интенсивность можно объяснить тем, что в «Грядущем» он пользовался каким-то исключительным авторитетом и в декабре 1921 г. даже стал редактором и чуть ли не половину 1922 г. вел «редакционную работу по журналу, распределение и приемку рукописей» вместе с двумя сотрудниками. В непролетарских органах печати ему еще предстояло завоевать место, стать одним из ведущих авторов. Если считать таковыми «Красную новь», орган Главполитпросвета, то там Иванов утвердился как постоянный автор в 1922 г., когда в № 1 за этот год появится повесть «Бронепоезд 14–69», а с № 3 начнет печататься роман «Голубые пески». Пока же, в четырех номерах «Красной нови» за 1921-й будут опубликованы только «Партизаны» и «Алтайские сказки» – начало хорошее, но требовавшее продолжения. А еще – уточнения своей идейной ориентации. Приметы дрейфа в сторону чисто «литературных» «серапионов» и их вдохновителей Замятина, Чуковского и особенно Ремизова мы уже отметили в рассказе «Синий зверюшка».

Куда серьезнее был факт участия Иванова в лит. альманахе «1921», составленном из произведений «Серапионов», их первом коллективном сборнике. Будь он тогда издан и обнародован, Иванов приобрел бы оттенок уже «белого» писателя. Горький, формировавший альманах, так и сказал, обозревая его содержание: «Если посмотреть поверхностно: контрреволюционный сборник». Однако тут же добавил: «Но это хорошо. Это очень хорошо». Потому что, объяснил свои «контрреволюционные» слова: «Очень сильно, правдиво». И далее что-то по поводу «физически ощутимой истории, живой и трепетной». Но финских издателей из Хельсинки, где планировалось печатать альманах, видимо, больше беспокоило как раз это антисоветское содержание будущей книги, потому-то, наверное, она в итоге так и не вышла.

Одна пьеса Л. Лунца «Вне закона» чего стоила. Любой читатель сквозь декорации условной Испании видел современную советскую Россию, где революция, тоже «обещавшая свободу всем, превращалась в диктатуру, основанную на терроре». Увидели это и советские надзирающие органы, запретив пьесу как «политический памфлет на диктатуру пролетариата в России», по словам Луначарского. Тоже кстати, драматурга, но «правильного». По законам драматургии разворачивается действие и в другом произведении Лунца в альманахе – в рассказе «Бунт». Мальчик, дитя как живой символ Гражданской войны и ее самых кровавых противоречий, который у Лунца был сыном большевика-коммуниста, становится героем и рассказа Иванова («Дитё»). Только перетолкованным по-своему, по-сибирски: здесь мальчик уже сын белого офицера, убитого красными; мальчика оставляют жить, потому что «невинное» дитя – вне всяких революций и политики. Потому что жизнь всегда берет свое, без идеологических различий.