Всеволод Кочетов и его opus magnum

В финале фильма Мария Ивановна в торжественной тишине раздаёт всем сидящим за столом свои блокадные сухари, которые она хранила как святыню. И в самом деле: эта большевичка и атеистка совершает своего рода тайную вечерю, причащая своих домашних, так сказать, освящённым (освящённым страданиями и лишениями) хлебом своих идей.

Это торжественно и величественно, но совершенно бессмысленно и даже трагично: идеи-то остались, но исключительно в её лице, и причащать ими можно только «в суд и в осуждение». Да, права Мария Ивановна — не на кого оставить страну.

Ну и где она теперь, та страна? Что от неё осталось, кроме симулякров?

XXIII. О дамского пола рептилии, или о классовой ненависти в бесклассовом обществе

Итак, вернёмся к «одной дамского пола рептилии», о которой Кочетов пишет в уже упомянутом очерке «Скверное ремесло» и которую мы идентифицировали как Патрицию Блейк. Цитировать и комментировать «Скверное ремесло» интересно не только потому, что временами оно доставляет, с точки зрения своего стиля, чисто эстетическое удовольствие (по крайней мере, мне), но и потому, что приведённый здесь Кочетовым публицистический рассказ об этой «рептилии» и её похождениях служит отличным комментарием и дополнением к тому образу Порции Браун, который он создал в «Чего же ты хочешь?». Итак:

Летом 1962 года к нам в редакцию «Октября» заползла одна дамского пола рептилия, выращенная всё там же, в заокеанском змеятнике».

[Под змеятником подразумевается штаб-квартира ЦРУ в Лэнгли, о которой Кочетов писал в этом же очерке выше.]

Она, видите ли, сотрудничает и в «Лайфе», и в других изданиях, не раз и прежде бывала в Москве, она знаток России, и ей понадобилось вот побеседовать теперь со мной. Что ж, пожалуйста! Достала из сумки записную книжечку, вечное пёрышко, уставилась немигающими голубенькими глазёнками и принялась задавать вопросы, из которых явствовало, что ей давным-давно всё ясно, и всё, что будет ею написано после нашей беседы, она уже продумала до разговора.

[Отличная характеристика «знатоков России», имя им легион: если им «давным-давно всё ясно», то тогда зачем интервьюировать? Однако такого рода журналистские рептилии априори полагают, что их собеседник — тщеславный болван и, в силу этого, будет бесконечно благодарен им за это «удовольствие» — выступать в качестве интервьюируемого, или, точнее, в качестве боксёрской груши. Но в данном случае она, что называется, «не на такого нарвалась»: наоборот, это сам Кочетов будет, в процессе беседы, изучать этот зоологический экспонат и впоследствии, через несколько лет, пошлёт ему, этому экземпляру, «обратку», но уже в качестве художественного образа. «Немигающие голубенькие глазёнки», что называется, доставили; во-первых, это совпадает с уже упомянутой у Кисиля самохарактеристикой Патриции Блейк («Я была миловидной светловолосой, длинноногой девушкой с голубыми глазами»), но, во-вторых, что гораздо важнее, это свидетельствует о том, что её неотразимые, как она полагала, чары не только не подействовали на «сталиниста» средних лет, но и произвели на него обратное, чисто комическое, впечатление.]

Читаем далее: