Малыш на какую-то минуту задумывается, а потом говорит такое... Наивная и, должно, подсознательная детская мудрость, будто по вдохновению, что в передаче нашей, взрослых, звучит не так неожиданно, контрастно и достоверно:
— Она красивая, потому что я ее люблю!
***
Верочка допытывается у мамы, как это родятся дети. Кое-как, из маминого педагогического рассказа, уразумев, она заключает:
— А если совсем не будут рождаться, так останется, мамочка, один асфальт?
***
Рассказывает деревенская соседушка — пять с половиной лет, и платочек повязан «под бороду»:
— Мама топила печь, и еще б чуточку — загорелось бы в нашей трубе. И мы очень испугались. А папы не было. Он самогонку гнал. Тогда он приносит ее в мешке и говорит: «Давай сделаем по чарке. Счастье, что так обошлось». И мама тоже пила. А я не взяла ни грамма.
***
Пятилетний внучек отгулял свое лето в деревне, у бабушки с дедушкой, и послезавтра, как только мама приедет и денек побудет, поедет с нею снова в город.
Бабушка лучше. Она хоть и покричит иногда, что он ничего делать не дает, но и жалеет Геника, и парного молока ему, и конфеточку, и спят они вместе, почти каждый вечер засыпая после сказки.
А деду все времени нет, дед все на работе. И колючий он, и пестовать не любит, раза два даже припугнул баловника ремнем.
Да вот приехал дед из местечка и привез внуку подарок. А какой!..
Геник взял в обе руки ботиночки — блестящие, черные,— ткнулся своим потешным курносием в один, в другой.
— Бабка,— сказал,— они мне пахнут лучше, чем все твои цветы!
Рот от радости — до ушей.
А цветов у бабушки — полный палисадник.
***
Зиночка чуть не попала под машину. Слышала сигнал из-за поворота, но никак не смогла остановить свой велосипед. Ездит она еще не в седле, а «ногу под раму», и так ей не очень-то удобно тормозить.
Шофер растерялся, рванул влево, поломал старый плетень и заехал в картошку. Уже и остановиться не смог. Друг, что в кабине рядом сидел, нажал на тормоз.
Бывают чудеса! — и девочка жива, куда-то убежала, и велосипед цел, и легковушка — потом увидели — невредимая. Плетень поставили моментально. И плакать хотелось дяде шоферу, а он улыбался...
Только Зиночку не сразу нашли. Да и не нашли бы — сама пришла аж из третьего огорода. Когда уже и машина давно уехала, и бабка кричала-кричала — смолкла. Боялась, непутевая, что бабушка бить будет. За то самое, что «летает на этой лисапете как сумасшедшая».
Зиночка ест молоко с хлебом и уже рассказывает;
— А я, бабушка, в Сымоновой бульбе лежу и ножки свои глажу, а они все дрожат!.. А они все дрожат!..
***
Мороз и солнце. В клетках горят веселой краснотой снегири, толкутся серые чечетки, скачут по прутикам щеглы, как солнечные зайчики. Множество голубей. Непоэтично как-то, грубо говорят про них голубятники — словно бы у них это на самом деле торг, а не поэзия.
Самое необычное, что я увидел там за все годы:
Мальчик долго стоял, любовался, приценивался, потом взял чечетку — по деньгам,— отошел немного от толпы и выпустил ее из руки. Смотрел вслед. Даже после того, как исчезла...
***
Можно заехать очень далеко, скажем, из Минска да в Гданьск, как мы теперь, можно видеть и слышать что-то важное, значительное на международной антивоенной встрече, а потом...
Потом, сидя в чужой дружеской квартире только с малышами, потому что хозяйка выбежала «на минутку», можно услышать от маленькой разгулявшейся девочки... Это ничего, что вы чужая, даже заграничная тетя, что дома вы мать взрослых детей, что вы педагог, по-своему солидный и уважаемый... Можно услышать и такое, впрочем совсем деловое, серьезное:
— Проше пани, а пани может стать на голове, как я?
Можно услышать. И еще раз — именно хорошо, что так далеко от дома,— сердечно и молодо засмеяться. Дети!..
***
В пионерской галете напечатана анкета КИВа — «Клуба интересных встреч».
Просматриваю детские письма, ответы на анкетные вопросы.
Вопрос:
«С кем из прославленных людей нашей республики ты хотел бы встретиться в новом учебном году на заседаниях нашего клуба? Чем тебя заинтересовал этот герой?»
Ответ деревенского семиклассника:
«С товарищем И. А. Грибовичем. Он не ответил на два моих письма».
Товарищ Грибович — солидный, застекленный очками сотрудник редакции, один из организаторов этого КИВа.
***
Гостья. Умно-весело-щебетливая первоклассница. Во всем красном. И щеки с мороза красные. Помогаю ей раздеться и говорю:
— Ты понимаешь, что было бы, если б тебя увидел индюк?
— А бык? — обрадованно спрашивает она.
Нам весело.
***
Десятилетний потешно-серьезный Женька пришел навестить больного дружка. Конфеты, которыми его угостили, съел, но апельсин все не начинает.
— Почему? — спрашиваю.
— Я папе отнесу. Он больной.
Здорово!.. Вспомнился его отец, очень мало знакомый мне, с виду — молодой, даже и пустоватый. Все внешнее, что мне представлялось, перечеркнуто этой детской чистотой, мне стало ясно, что Женька — милый, умный, вежливый не просто так: что кто-то ж его так воспитывает, что кого-то ж он за что-то вот любит.