Всё, что поражает...

Простые человеческие радости. Приехали далекие, нечастые гости — племянник с женой и сыном. Одиннадцатимесячный смехунок, он стал сразу центром нашей семьи. Завтракая, обсуждаем его приметы. Мама моя, наверно,сказала б: «Правый глаз меньше — нашей породы». А еще у него родимое пятнышко на светлой головенке.

И тут мне вспомнился мой — уже с усами и хриплым тринадцатилетним басом. Он в школе. Если бы был здесь, за столом, обязательно похвалился бы тоже родинкой на голове...

Зачем я, собственно, записываю такую мелочь?

Ибо оттого, что хлопец вмешался бы в беседу со своей личностью, как бы прося обратить внимание и на него, подержать и его, хоть какую минуту, в теплом свете человеческого внимания,— оттого мне стало и хорошо на душе и грустновато, и захотелось пожалеть не только его и не только потому, что он — мой.

Этим чувством, как силой жизни, должно быть насыщено наше слово. И эта «мелочь» — не мелочь.

***

Люда любит и умеет придумывать.

Еще когда она была совсем маленькая, немногим больше чем полтора года, и папа, стоя на веранде, держал ее на руках, Людочка заметила, как под застрешкой в паутине бьется и ноет муха.

— Путя! — сказала она, протянув заслюненный пальчик.— Путя у-та-та!..

А «путе» было не до качелей.

Потом как-то, еще года через полтора, глянула малышка в окно и обрадовалась:

— Ой, мама, а снежок за ночь как подрос! Он еще больше, чем вчера!..

Теперь Людочке уже пятый год.

Сегодня воскресенье, и папа не пошел на работу. Люда проснулась, видит — мама уже куда-то ушла, а папа сидит и читает.

И Люда задумалась, подперев кулачком и после сна не очень румяную щеку.

— Ну, что? — спросил, подойдя, папа.— Что, моя тётя-грустнётя?

— Папа, а Маша вот съела всю похлебку?

— Какая Маша? Какую похлебку?

— А там, что мама вчера мне читала: про Машу. И про трех медведей.

— Ну и что?

— Маша съела всю похлебку, а чем же медведица кормила потом маленького Мишутку?

— Да-а... Тут брат, и на самом деле задача...

— А я, папа, думала, думала и придумала!

— Ну?

— Вот послушай. Маша ходила в лес за грибами?

— Ну, скажем, за грибами.

— И набрала грибов?

— Надо думать, что набрала.

— А потом она испугалась медведей и убежала через окно. А грибы свои она ведь забыла! Ага! И Мишуткина мама поджарила их маленькому... Правда?

***

В избе вечеринка. Сорванцам шести-семи лет разрешено глазеть с печи. Наглазелись, насмеялись — и потянулр на философию. Говорят про икону «рождество Христово», которая в красном углу.

— А думаешь, было это?

— Было!

— Знаешь ты! — с пренебрежением к меньшому.

Тот, раззадоренный:

— Моего батьки дедов дядька был там и сам видел!..

Такое — не подслушаешь. Это я вспомнил о самом себе.

***

Младшей сестренке приходится кое-что донашивать после старшей — обычное во многих семьях. Купят старшей что-нибудь, а младшая, трехлетняя Аня, смеется с чувством превосходства:

— Вот рада, Галочка! А все равно же я буду потом носить!..

***

Со старшей родители поехали на курорт, а младшую взяла в деревню бабушка. Там Аня полюбила Мальву, бабушкину корову. Они с бабушкой вдвоем встречали ее по вечерам, когда она мукала еще издали, а потом Мальва тихо стояла, пока в подойник журчало парное молоко. Такое вкусное, душистое, тепленькое! Бабушка боялась, что Ане, может, здесь хуже, чем на том курорте, и все поила, поила ее парным молоком — утром, в полдень, вечером. И вернулась она домой — ну, как пампушка.

Вскоре после того, как все съехались, говорили как-то вечером, кто кем собирался быть, кем стал. И Аня сказала — совсем серьезно:

— А я вырасту и буду коровой, и буду давать много молока.

***

Пока Пампушка была у бабушки и пока, вернувшись с курорта, папа, мама и Галя приехали за ней, у них окотилась Рыска. В бочке, которая стояла в углу ванной, почти до самого верха забитая всяким хламьем. Аню, конечно, сразу повели показать котят. Они уже немного подросли и смотрели из своего гнезда. Сколько глазок! А ушки такие смешные!..

Аня-Пампушка посмеялась, потом помолчала и говорит, вздохнув по-взрослому:

— Вот если бы не эти тряпки! Рыска их полную бочку вам накотила бы!..

***

У каждого из нас с самого детства есть больший или меньший запас примеров-воспоминаний, которые нет-нет да и пускаются в дело для подтверждения той или иной мысли. По-взрослому, но с теплой улыбкой грусти.

Серьезная массажистка обрабатывает мое плечо и рассказывает:

— В первом классе я была. Девочка, моя соседка, обмакнула перо в свою невыливайку и пишет себе. А я взяла да тоже обмакнула в ее и хотела те чернила смахнуть в свою чернильницу,— как махнула, так это в лицо сама себе чернилами!.. Ма́лая, а уже, смотрите, своего жалко, уже какая злость!..

***

Дед, баба и гостья-внучка перед телевизором.

Уже интересное началось, а малышка вдруг спрыгнула с дивана, побежала в мою комнату, принесла теплый халат и положила мне на колени.

Потом, когда интересное кончилось, я подозвал ее и тихо, в теплую щечку, спросил, почему она так сделала.

«Твои же ноги болят, и надо, чтобы тепло было».

Восемь лет. Детство встречается с началом зрелости.

***