Всё имеет свою цену

Когда он окончил, шеф ПСК некоторое время обдумывал его невысказанное предложение, после чего неторопливо заметил:

– Все это не так просто, Симон. Маркус Кольдинг – не тот человек, который будет бескорыстно оказывать услуги полиции, а свою жажду мести он вполне готов обуздать, коль скоро усмотрит в этом для себя хоть малейшую выгоду. Нет, для того чтобы он начал сотрудничать, понадобится нечто большее – ну да ты, вероятно, и сам отлично это понимаешь.

Конрад Симонсен исподлобья взглянул на Графиню:

– Выйди-ка во двор. Я вовсе не желаю, чтобы и ты потом несла за это ответственность.

– Об этом не может быть и речи!

Главный инспектор не стал с ней спорить и вновь повернулся к шефу ПСК:

– У тебя ведь есть доступ к делам организованных преступных группировок?

– У меня есть доступ к делам любых преступников, как, впрочем, и у тебя.

– Да, только если их запрошу я, то это сразу же заметят.

– Хм-м… А что конкретно тебе нужно?

– В организации Маркуса Кольдинга у нас есть свой информатор, занимающий там довольно высокое положение.

Графиня не сдержалась и издала изумленное восклицание. В отличие от нее, шеф ПСК понимающе кивнул:

– Ты хочешь сдать Маркусу Кольдингу их «крота» взамен на его помощь нам с Андреасом Фалькенборгом? – Да.

– А ты отдаешь себе отчет в том, что это значит?

– Да.

– И ты готов сам связаться с Доктором, когда Андреас Фалькенборг будет обнаружен?

– Да.

– Прекрасно, тогда остается оговорить всего два момента. Если Доктор согласится на то, чтобы заняться Андреасом Фалькенборгом, мне придется отозвать своих людей, причем никто не должен заподозрить, что за этим приказом будем стоять мы. The blame game [58], ну, в общем, вы меня поняли. По этому поводу я попробую что-нибудь придумать, и мы обсудим это сегодня ночью. Важнее всего другое. Симон, ты отдаешь себе отчет, что с момента обнаружения Фалькенборга до того, как нам удастся провернуть задуманную комбинацию, пройдет не менее суток? И все это время на тебя будут отчаянно давить, требуя арестовать его. Я знаю, тебе только что преподнесли на блюдечке полностью самостоятельный оперативный статус, однако ты совершенно уверен, что сможешь продержаться эти сутки?

– А что, разве у меня есть выбор?

Графиня ответила еще более определенно:

– Скажем так: ты занимаешься своими делами, мы – своими. Ну что, мы закончили?

Действительно, на этом встреча завершилась. Выйдя на площадь Хойбро, они распрощались. К удивлению главного инспектора и его помощницы, собеседник напоследок протянул руку каждому из них. Они обменялись крепкими рукопожатиями, после чего шеф ПСК с легкой иронией заметил:

– Вот уж воистину, что для одного – жизнь, то для другого – смерть. А знаешь, Симон, если бы кто-нибудь раньше попытался рассказать мне о тебе нечто подобное, я бы ему не поверил.

– И был бы неправ, хотя, может, столь циничных высказываний я себе и не позволяю.

– Ты хотел сказать: «столь же циничных, сколь и справедливых»?

Но Конрад Симонсен, так и оставив эту реплику безответной, уже шагал прочь; Графиня следовала за ним по пятам.

Глава 52

Слушая в кромешной темноте горький плач и причитания Жанет Видт, Полина Берг изо всех сил пыталась сосредоточиться. Сделать это было непросто: положение их было безнадежным, и изменить его, по всей видимости, не могло ничто. Спинка стула, равно как и наручники, которыми девушка была пристегнута к ней, были сделаны на совесть, и освободиться от них не было никакой возможности. Оставалось лишь уповать на помощь извне, хотя слова Андреаса Фалькенборга по поводу того, что они могут кричать сколько им хочется, отнюдь не вселяли в этом смысле никакого особого оптимизма. Прежде всего Полина попробовала напрячь все свои пять чувств, чтобы, по крайней мере, определить, где именно она находится. В то же время, призвав на помощь всю свою логику, она лихорадочно старалась найти хоть какой-то выход из сложившейся ситуации, чтобы не дать разгореться постепенно охватывающему ее чувству панического ужаса. Повернув голову в сторону Жанет Видт, она резко сказала:

– А ну-ка, перестань скулить.

Девушка не послушалась, и плач ее стал еще громче. Полина разозлилась и крикнула:

– Сейчас же заткнись! Ты что, может, собралась сдохнуть в этой дыре?

Рыдания почти утихли, глотая слезы и всхлипывая, Жанет шепнула:

– Я не хочу умирать. Это не я умру, нет, нет…

– Тогда умолкни. Слезами ничего не изменишь.

Чуть погодя Жанет перестала всхлипывать и сказала:

– Ведь это ты проиграла. Так что, когда он вернется, умрешь ты.

– Да, я.

– Это ты попадешь в мешок, ты, ты, а не я!

– Да, черт возьми, я, а не ты, только успокойся! Ты что же, решила расписать это во всех подробностях?

Но Жанет Видт, казалось, ее не слышала, монотонно продолжая твердить свое:

– Я сделаю все, что он скажет. Меня он не убьет, не убьет…

Полина Берг никак не могла решить, что лучше сделать, чтобы ее унять: раскрыть ей всю правду, рискуя снова повергнуть в панику, либо сделать вид, что разделяет ее наивные надежды. Сначала она попыталась пойти вторым путем:

– Ну, вот видишь, значит тебе и бояться-то нечего.