Всё имеет свою цену

– Моя мать работала на фабрике Альфа Фалькенборга, и ее могли уволить. С этой свиньи паршивой сталось бы… Да-да, прости, но что поделаешь, коли он действительно был таким. Это вышло бы вполне в его духе – отыграться на ней, если до меня ему не достать. Я ни секунды не сомневаюсь, что он именно так бы и поступил, хотя никаких доказательств у меня, разумеется, нет.

– Это была единственная причина, по которой ты оставалась у них?

– Да – ну, может, еще хорошее жалование. Странное дело вообще-то, хотя, конечно, в деньгах они не нуждались. – И никаких иных причин не было?

– Нет.

Конрад Симонсен попытался заглянуть ей в глаза.

– Ты абсолютно в этом уверена?

Слегка помедлив, она раздраженно сказала:

– Ты ведь уже побеседовал с прочими их горничными, не так ли?

– Да.

– Я тут случайно столкнулась с одной девушкой, которая тоже работала в этой семейке, кстати, по-видимому, как раз передо мной. Так вот, они обходились с этой моей предшественницей точно так же, как и со мной. Помнится, меня это так возмутило, что я несколько лет подряд мечтала его уничтожить – к примеру, заразить сифилисом. А что, между прочим, это было бы совсем не сложно. И тогда вдобавок можно было бы рассчитывать, что он, в свою очередь, заразит им и жену – хотя, конечно, едва ли. Правда, дальше подобных планов дело не пошло – на самом деле я его и пальцем не трогала.

– Это мне известно.

– Порой я и по сей день жалею, что этого не сделала. Пусть даже много лет спустя. Ей-богу, он этого заслуживал, этот старый… развратник. Понимаешь, о чем я?

– Ну, более или менее. Но давай немного повременим с этим, а сейчас лучше расскажи-ка мне о том, какие порядки царили в семействе Фалькенборгов. Ты тут говорила, что Элизабет Фалькенборг была забитой, а саму семью назвала жуткой. Может, скажешь, в чем конкретно это выражалось?

К удивлению главного инспектора, Агнета Бан, казалось, пропустила заданный им вопрос мимо ушей. Вместо ответа она неожиданно заявила:

– А я знаю, почему этот ублюдок надевает маску, когда убивает. Я это сразу же поняла, когда узнала, что убийца – Андреас Фалькенборг.

Оторвавшись от спинки дивана, Конрад Симонсен выпрямился и резко переспросил:

– Маска? Но я не говорил тебе ни о какой маске.

– Нет, но об этом сказано на сайте газеты «Дагбладет» – я только что прочла. Завтра это наверняка появится и в самой газете. Журналист взял интервью у девушки, на чью мать он когда-то напал. Или то была ее бабка? Что касается маски, то тут все сходится, хотя… вероятно, я – единственная, кому об этом что-то известно, за исключением, разумеется, самого Андреаса Фалькенборга.

Для Конрада Симонсена новость эта была одновременно и хорошей, и дурной. Следовало как можно скорее связаться с префектурой полиции. Позвонив Поулю Троульсену, главный инспектор рассказал ему о сложившейся ситуации, попросил проанализировать, насколько опасна подобная утечка информации, а также велел в случае необходимости предоставить Жанет Видт необходимую защиту. В конце беседы он, пользуясь случаем, отдал распоряжение снять полицейскую блокаду с борделя. Когда Агнета Бан услышала, что еще до окончания сегодняшнего дня работа ее заведения сможет снова войти в обычный ритм, она широко заулыбалась, продемонстрировав при этом какие-то слишком уж белые для того, чтобы быть естественными, зубы. Однако, как только главный инспектор положил трубку, он одним махом заставил эту улыбку погаснуть:

– Но не забывай, мне хватит десяти минут, чтобы снова задействовать план блокады.

Казалось, это нисколько ее не рассердило:

– Я соблюдаю свою часть договора.

– И меня это радует. Что же касается маски, о которой ты говорила, то, как ты сама понимаешь, это отнюдь не измышления прессы, и меня весьма интересует то, что ты можешь об этом рассказать. Однако мне все же не хотелось бы нарушать общую последовательность.

– О’кей, только напомни мне, о чем ты спрашивал, а то я уже забыла.

– Расскажи о порядках в семье Фалькенборгов и о том, с чем тебе пришлось столкнуться у них.

– Ну, прежде всего следует сказать, что Альф Фалькенборг творил все, что хотел. Коль скоро речь шла об исполнении какой-либо его прихоти, он становился полновластным тираном. Однако зачастую казалось, что ему абсолютно безразлично, что происходит у них в доме. И в этом смысле его было не понять. К примеру, иногда Андреасу приходилось, стоя по стойке «смирно», рапортовать о своих скаутских походах, о том, какие знаки отличия он получил, сколько километров прошагал без устали, ну и все прочее в подобном же роде. А на следующий день папаша мог его попросту не замечать.

– Не очень-то здорово для паренька.

– Конечно, и, в общем-то, его даже отчасти жаль, однако в то время я этого не понимала. В действительности я безумно радовалась, когда папаша принимался за сына, поскольку терпеть не могла этого молокососа.

– А что, мальчишку били или, может, как-то по-другому сурово наказывали?