Вспаханное поле

и вправду дядя: ведь мы с Панчо молочные братья.

Казалось, мысль о том, что этот малыш доводится ему

племянником, умилила Сеферино. Он спешился, положил

свою мозолистую руку на голову Маноло и сказал:

—      Мы с тобой подружимся, верно, сынок?

Элену удивило, что Маноло не уклонился от ласки и не

стал прятаться за ее юбкой, дичась постороннего человека,

166

как это бывало с ним обычно. Он даже позволил Сефери-

но взять себя на руки. Тот сразу заметил, с каким внима¬

нием мальчик смотрит на его коня.

—      Тебе нравится мой жеребец? — спросил он.— Конь

что надо, верно?.. И смирный, когда его попросишь.

Он что-то ласково сказал коню, потрепал его по холке

и посадил Маноло в седло.

—      Держись покрепче, дружок, я тебя немножко пока¬

таю,— сказал он и, заметив беспокойство Элены, доба¬

вил: — Не бойтесь, ничего не случится.

Он медленно пошел вперед, а за ним, словно поняв,

чего от него хотят, послушно, как собака, пошел конь. Ма¬

ноло со смешанным чувством страха и радости вцепился

в луку и не сводил глаз с Сеферино, который, время от

времени оборачиваясь, ободряюще улыбался ему. Сделав

несколько кругов, Сеферино остановился и сказал:

—      На сегодня хватит. Погоди, я научу тебя обращать¬

ся с лошадьми, и ты тоже станешь объездчиком.

Снимая Маноло с лошади, он заметил, что малыш не¬

доволен тем, что прогулка окончилась, и, обращаясь к Эле¬

не, сказал полушутя:

—      Отдайте мне его на воспитание. Я увезу его с собой,

и, когда он вернется, вы его не узнаете. Я научу его

петь и смеяться, чтобы он не вырос унылым, как все

пахари.

Удивленная этим неожиданным предложением, Элена

ответила также шуткой:

—      Здесь тоже можно смеяться и петь, и, кроме того,

научиться читать и писать.

Сеферино сделал гримасу, выражавшую сомнение.

—      Читать и писать он еще, может, и научится, но

смеяться и петь — навряд ли. Глядя на Панчо, не больно

развеселишься. Он вечно хмурый: то дождя нет, то льет

как из ведра, когда не надо, то урожай плохой и маис на

вес золота, то мешков не хватает для зерна, а отдавать

его приходится за бесценок. Когда здесь была пустыня и

приходилось воевать с индейцами, у поля не было хозяина,

а теперь, когда кругом фермы, появились хозяева, хотя они

никогда здесь не бывали и знать не знают, что такое

пашня. В конце концов дело дойдет до того, что даже

ранчо, которое гы сам построил, окажется на чужой зем¬

ле, а коли так, то уж лучше бродить на воле и делать что

тебе нравится.

167

Элена перестала улыбаться и с явным неодобрением по*»

смотрела на гостя.

—      Нет, Сеферино,— сказала она.— Когда у человека

есть семья и дети, он не может так поступать, и, кроме

того, не вечно мы будем молодыми, а в старости тяжело

остаться без своего угла.

Но это не произвело впечатления на беспечного объезд¬

чика.

—      Птицы тоже старятся, но не перестают поэтому ле¬

тать и петь, — возразил он. — И что бы там ни было, я хоть

теперь поживу в свое удовольствие, уже это мне никто не

запретит.

Слова Сеферино поставили ее в тупик, ведь она совсем

по-иному смотрела на жизнь. Ей хотелось, чтобы Панчо

вмешался в разговор, но он грузил мешки с зерном на под¬

воду, не обращая внимания на Сеферино. Вынужденная

своими силами выходить из положения, она осуждающе за¬

метила:

—      Вы думаете только о себе и забываете о Клотильде.

Глаза Сеферино лукаво заблестели, он выпятил грудь,

расправил плечи и закрасовался, как петух.

—      О, она умеет обходиться без меня, и ей нравится

меня ждать. Что ж будешь делать, если ей это по вку¬

су? — И с искренним смехом он признался: — Я и приехал

поговорить о Клотильде. Поскольку она уже работала у

вас, а я опять уезжаю на юг, она хочет снова вернуться к

вам, если вы не против.

—      Что ж, скажите ей, чтобы приходила,— ответила

Элена.— Здесь она всегда нужна.

Благожелательный ответ Элены снял тяжесть с души

Сеферино. Укоры совести больше не беспокоили его, и он

собрался прощаться: ему не терпелось двинуться в путь.

И все же Сеферино заметил, что Маноло не сводит с него

восхищенного взгляда. Он подошел к мальчику, ласково

положил руку ему на плечо и сказал:

—      Вот что, дружище, я уезжаю на юг, а когда вернусь,

привезу тебе индейские болеадорас, чтобы ты учился охо¬

титься на... — он запнулся, не зная, как закончить фразу,

посмотрел по сторонам и, засмеявшись, проговорил: — Ну,

ладно, если страусов уже не осталось, будешь охотиться на

кур.

Присев на корточки, Сеферино поцеловал Хулиту, по¬

том попрощался с Эленой и, подобрав поводья, поставил

168

ногу в стремя. Но, обернувшись, он опять встретил востор¬

женный взгляд Маноло и остановился, словно ему было

тяжело уехать просто так, ничего не подарив малышу. Он

в замешательстве посмотрел на свою плеть, на наборную

уздечку, потрогал пояс, и у него заблестели глаза, когда

он в конце концов нащупал маленькую серебряную монету.

Он вытащил ее и вложил в руку Маноло.

—      Возьми-ка, приятель, на память о дяде Сеферино,—

сказал он и, прежде чем Элена успела возразить, вскочил

на лошадь.

—      До свиданья!

Сеферино не мог не блеснуть своей ловкостью. Он за¬

кружился на месте, под самым носом Панчо поднял ло¬