Вспаханное поле

ты пришла ко мне. — Глубоко тронутая, Элена промолча¬

ла. Ей было известно, что Панчо одержим желанием во

что бы то ни стало окружить ее комфортом, чтобы она за¬

была о городе и о тягостном впечатлении, которое произ¬

вело на нее убогое и запущенное ранчо в ту ночь, когда

после венчания она впервые попала на почтовую станцию.

Они направились к дому. Маноло, как ни интересовало

его новое зеркало, которое нес отец, не отпускал юбки ма¬

тери, позабыв о паяце, валявшемся во дворе со сложен¬

ными руками. Время от времени он боязливо посматривал

на отца. Увидев под навесом скамейки, на которых во вре¬

мя занятий сидели ребята, Панчо нахмурился и провор¬

чал:

—      Не понимаю, зачем ты возишься с чужими детьми.

Охота тебе попусту время терять.

Элена, которой было больно это слышать, как всегда,

мягко ответила:

—      Зачем ты так говоришь? Учить их вовсе не значит

попусту терять время.

—      Да на что им это?.. Чем они грамотнее будут, тем

бессовестнее! — с ожесточением отрезал Панчо.

Он был в самом отвратительном настроении, и, несом¬

ненно, причиной тому была не только засуха. Его поведе¬

ние вновь пробудило тревожные мысли, не оставлявшие

Элену, пока она ждала возвращения мужа из Мертвого

Гуанако. Она хорошо знала характер Панчо и догадыва¬

лась, что случилось что-то неладное. Ей хотелось тут же

расспросить его, но она решила сперва отослать ребенка.

159

—      Пойди-ка, Маноло, покачай Хулиту, чтобы она за'

снула, — сказала Элена и увела мальчика в дом.

Панчо, стоя под навесом, снова погрузился в созерца¬

ние засеянного поля и черных, как сажа, туч. Но ни гро¬

зовое небо, ни вихри пыли, взметаемой ветром, не каза¬

лись ему добрым знаком, и лицо его оставалось по-преж¬

нему печальным и мрачным. Он был научен горьким опы¬

том не обольщаться видимостью и, кроме того, не мог за¬

быть о засухе, которая вызвала эпидемию оспы и была

для них таким ужасным бедствием. Он вспоминал то вре¬

мя, и былое горе сливалось с нынешним. Да, ничто легко

не дается, — думал он. — Жизнь трудна. Посвятить себя

земле значит обречь себя на страдания. Но мужчина не

должен сдаваться, как бы он ни страдал. Не сдавался, по¬

ка у него билось сердце, его покойный тесть, не сдастся и

он, Панчо, — ни теперь, ни когда бы то ни было. Будь он

один, он, пожалуй, мог бы круто изменить свою жизнь и,

подобно Сеферино, пойти по тому пути, который ведет в

неоглядные дали, навстречу приключениям. Но у него есть

жена, двое детей и ферма, которые так же неотделимы от

него, как мясо от костей. Жена, дети и земля — в этом вся

его жизнь. От дождя зависит, будет ли она для него раем

или адом.

А облака, полные влаги облака, плыли, не разражаясь

дождем.

Панчо тряхнул головой в бешенстве от своего бессилия.

Если бы он мог проткнуть их ножом! Располосовать

снизу доверху!

Он заметил валявшуюся на земле мотыгу. Заподозрив,

что ребята, которых бесплатно учила Элена, вопреки его

категорическому запрещению играют инструментами, он,

ворча, поднял ее, отнес к сараю и прислонил к стене

скребком вверх. Подошла Элена. Из дома донеслось по¬

скрипывание люльки, которую качал Маноло.

—      Панчо, что тебе сказали в селении?—с тревогой

спросила Элена.

—      Все то же! — недовольно ответил он. — На то они и

грамотеи! Говорят, читают бумаги, а толку чуть. Вот пла¬

тить меня заставили. То налоги, то гербовые марки... Пи¬

шут, пишут да толкуют про закон, а о документе ни слова.

Похоже, что генерал оставил после себя запутанные дела,

сам черт ногу сломит.

160

—      Придется поступить, как сказал Эмилио: платить,

чтобы не потерять права на землю, и ждать,— заметила

Элена.

Эти слова подлили масла в огонь.

—      Какие еще права? — вспылил Панчо. — Поле при¬

надлежало моему отцу, а теперь оно мое. Кажется, ясно?.,

—      Полагается, чтобы все было по закону, — примири¬

тельно проговорила она.

—      Просто эта шайка грамотеев нарочно запутывает

дело, чтобы вытягивать у нас деньги. Они скорее пойдут

на любое преступление, чем станут гнуть спину на пашне...

Он внезапно остановился и с волнением посмотрел на

небо. Быстро темнело. Сильнее подул ветер, и пыль повис¬

ла в воздухе, все застлав, как густой туман. Между туча¬

ми зазмеилась молния. Панчо повернулся к жене и несме¬

ло, сдержанно, не позволяя надежде окрылить себя, прого¬

ворил:

—      Похоже, пойдет дождь, а?

— Да, — подтвердила она, просияв, — вот-вот польет.

Пойду загнать кур.

Она побежала к курятнику. Панчо, оставшись под на*

весом, с напряженным вниманием смотрел на сухую землю,

пока не увидел в пыли следов первых капель дождя.

Тогда он вышел из-под навеса на середину двора. Тяже¬

лые, крупные капли упали ему на лицо. Он вытянул руки,

подставив ладони живительной влаге, которую жаждал

ощутить всем телом, и глубоко вдохнул запах мокрой

земли. Подобно тому как под дождем размягчалась и на¬

бухала пересохшая почва, лицо его мало-помалу утрачива¬

ло напряженно-суровое выражение и наконец совершенно

преобразилось.

Никакая музыка в мире не показалась бы ему такой

сладкой, как шум этого благодатного дождя, звучавший

не только в его ушах, но и в самом сердце. Он с наслаж¬

дением чувствовал, как струйки воды, освежая голову и