С Владимиром Войновичем я познакомился благодаря его дружбе с моим двоюродным братом Борисом Балтером[13]
, известным в шестидесятые годы писателем, автором переиздающейся и ныне лирической повести «До свидания, мальчики». Но произошло это уже после смерти Бориса. Помню, как в загородном доме Балтера все зачитывались в середине семидесятых первой частью «Чонкина» – переплетенной машинописью в самодельной обложке из тонкого картона, совершенно затертой от частого чтения гостями дома, людьми, близкими Балтеру, его вдове Гале и ее дочери Ирине. В число близких людей входил и я. Иногда кто-то из новеньких, кому роман Войновича только что попал в руки, начинал, давясь от смеха, зачитывать вслух какой-нибудь эпизод, и присутствовавшие в тот момент рядом поддерживали чтеца дружным смехом.Я еще до «Чонкина» узнал и полюбил повести Войновича «Хочу быть честным» и «Два товарища», но с их автором встретился только в конце декабря 1978 года – мы вместе справляли Новый год. О приключениях той праздничной ночи я уже рассказал выше, в главе «В Малеевке без Балтера».
О доме в деревне Вертошино Владимир Войнович вспомнит уже в эмиграции в 1984 году, в газете «Русское слово»:
«Вертошино, бедная деревушка, где из коренных жителей почти никого не осталось, а в будний день можно встретить только старух, которые в старых ватниках и длинных черных юбках тащат из города на салазках буханки хлеба, поднимаются по крутому склону оврага с ведрами на коромыслах или парами прогуливаются вдоль деревни, словно подражая писателям.
И, как только поднимешься по крутой тропе от Дома творчества, тут прямо перед тобой и стоит дом, который среди других, может быть, и не очень выделяется, но который знают все в округе как дом Балтера».
В зимы 1978–1980 годов мне случалось оказываться в этом доме наедине с Володей и, конечно, играть с ним в шахматы. Об одной из таких встреч осталось стихотворение «Попытка портрета», которое приведено выше, в главе «В Малеевке без Балтера».
В Москве мы с женой Кларой иногда посещали Войновичей, однажды вместе с Александром Моисеевичем Володиным, который, бывая в Москве, жил в нашем доме у сестры его жены Фриды. Володин и Войнович были хорошо знакомы, и, узнав, куда мы собираемся, Александр Моисеевич захотел пойти вместе с нами. У меня сохранилась фотография – память об этом посещении, сделанная поляроидом, он тогда только что появился у Володи.
Телефон у Войновичей был отключен, отключен – и все! Поэтому предупредить о приходе было невозможно, эра мобильников была еще далека.
Во двор писательского дома у метро «Аэропорт» входили через высокую арку. Иногда идущих к Войновичу, как правило, вечером, в полутьме, встречали вопросом два неизвестных в штатском: «К кому идете?» Услышав ответ, что к Войновичу, настоятельно советовали не ходить. Но нас с Кларой ни разу никто в полутемной арке не встретил.
Иногда приходилось ждать Володю. Пару раз мы заставали в таком ожидании Таню Бек со своим грузинским другом, там, собственно, я с ней и познакомился.
Володя приходил из магазина или с почты, и устраивалось застолье, во время которого и происходило общение.
Володя рассказывал, что к нему то и дело обращаются за защитой незнакомые люди, иногда приходят домой:
– Как ходоки к Ленину, – невесело шутил он.
Он тогда уже, как говорится, сжег за собой все корабли и открыто общался с западными корреспондентами, ходил на приемы в посольства[14]
. Люди, обращавшиеся к нему за помощью, рассчитывали на то, что информация об их преследовании властью будет опубликована на Западе и это может защитить их.Задолго до этого, в 1974 году, Войнович предпринял попытку организовать в Советском Союзе отделение международного писательского ПЕН-клуба, который защищал бы права собственно писателей. Конечно, это стало известно на Лубянке и было воспринято как серьезная угроза политическому строю. Настолько серьезная, что председатель КГБ Юрий Андропов обратился в ЦК КПСС с соответствующим письмом, где в заключении сообщалось: «С учетом того, что Войнович скатился, по существу, на враждебные позиции, готовит свои произведения только для публикации на Западе, передает их по нелегальным каналам и допускает различные клеветнические заявления, мы имеем в виду вызвать Войновича в КГБ при СМ СССР и провести с ним беседу предупредительного характера. Дальнейшие меры относительно Войновича будут приняты в зависимости от его реагирования на беседу в КГБ»[15]
.Такая «беседа» состоялась, а затем последовали «дальнейшие меры»: Войнович был приглашен для новой беседы в гостиницу «Метрополь», где во время продолжавшегося несколько часов разговора ему подсунули отравленную сигарету. Все это уже было описано им самим в повести «Дело № 34840», поэтому нет смысла пересказывать опубликованное.