Встречный ветер прошлого

«Плохо тебе, брат, – сказал Сергей, ласково поглаживая кота за ушами, – и мне плохо. Бросила она нас». Кот замурлыкал и перевернулся на спину, подняв вверх лапки. Сергей погладил его тёплый пушистый живот. – «А ведь ты её даже не видел. Я думаю, она бы тебе понравилась. Впрочем, на тебя не угодишь. Ты же с характером. Но и она тоже. А подружиться вы всё же, пожалуй, могли. Особенно, если б ты её угостил тушёнкой из своей миски. Слушаешь. Ну, что примолк? Тебе интересно? Рассказать тебе о ней?… Хотя нет, долго рассказывать». Сергей положил кота на диван, который в ответ обиженно на него посмотрел, затем встал, подошёл к серванту, взял с полки иллюстрированный, ветхий журнал, уселся в кресло и включил бра. Это был любительский малотиражный журнальчик, отпечатанный в одной из немецких типографий. Переводился просто: «Спорт и туризм». Она подарила его Сергею в их предпоследнюю встречу. Её снимок оказался на страницах журнала случайно, как уверяла она. «Упрямый фотограф настоял» в тот зимний день, когда она отдыхала на лыжной базе в австрийских Альпах. На снимке она стояла почти в полный рост на фоне заснеженных гор и не тающих снегов, в краях, где средство связи – радиостанция, а способ передвижения – упряжка с собаками или лыжи. На ней были белые брюки и чёрная, отливающая синевой водолазка. Чёрная норковая шапочка с завязками плотно облегала её голову, открывала лоб. Фотограф-ас умело сфокусировал снимок. Она стояла на фоне долины покрытой бело-голубым снегом, на котором не было никаких следов, за исключением маленьких просевших от солнца впадин. Её плечи были на уровне дымчатых гор с отвесными зубчатыми гранями, где не мог удержаться снег, а лицо красовалось на фоне тёмно-синего неба. Глаза внимательно и цепко смотрели куда-то вдаль. Быть может, услышав стрекот лопастей вертолёта, она высматривала его глазами среди окрестных гор, или её встревожил шум падающей лавины? Несмотря на хрупкость её стройной фигуры и выразительную нежность лица, в её облике было что-то стальное, твёрдое, решительное и величественное. Встревоженные чем-то глаза не выдавали испуга. Она не нуждалась в защищенности. Девушка смотрела вдаль взглядом королевы пристально и повелительно, чуточку встревожено, будто кто-то непрошенный посмел вторгнуться в ее владения. Она и впрямь была как царица в этой бескрайней заснеженной пустыне, среди мерзлоты и глухого безмолвия.

8

Два дня его никто не видел. На работе он взял отгулы, а на третий день пришел похудевший, осунувшийся, небритый. Когда любопытные сотрудницы спросили его, почему у него такой запущенный вид, он ответил, что решил поменять имидж и что щетина придает мужчинам суровое выражение лица. Сотрудницы лишь пожимали плечами.

По пути на работу его удивило огромное скопление людей на главной площади города, а также пламенные ораторы, расклеенные листовки… Он подметил, что массы какие-то взбудораженные, торжествующие, подавленные – но только не равнодушные. Наблюдая за людьми, он поймал себя на мысли, что за эти три дня напрочь отстал от жизни, словно был вычеркнут из нее. Сергей спросил у сотрудников «Что стряслось? Подорожала соль, а может, на улице демонстрация сексуальных меньшинств?»

– Дурак ты, Ледягин, первобытный человек, – сказала самая молоденькая проектировщица. – Живешь, как в пещере. Ничего не знаешь. – Она протянула ему экземпляр свежей утренней газеты.

Сергей прочел заголовки: «Баррикады у белого дома». «Таманская дивизия вошла в Москву». «Отстоим завоевания демократии». «Путч не пройдет». «Горбачев в Фаросе». Сергей призадумался. «Так вот почему народ тусовался на площади?» Он стал читать газетные столбцы сначала бегло, недоверчиво, затем с любопытством, а вскоре и сам не заметил, как был захвачен этим чтением, описанием полных драматизма событий тех трех дней, которые потрясли мир. Читая газету, Сергей позабыл о своей печали, почувствовал себя вновь пробудившимся к жизни, но и почувствовал грусть. «За эти три дня не только все изменилось в моей жизни, но и изменился сам мир».

– Пожалуй, я побреюсь, – произнес он. – У кого-нибудь найдется бритвенный станок?

– Достойный вклад в дело демократии, – съязвила хорошенькая проектантка. – Как это на тебя подействовало!

– Откуда ты знаешь, может, я сам в эти дни пережил ГКЧП.

– Не знаю уж, что у него был за ГКЧП, но если он уже способен острить, следовательно, он спасен, – заметил Ранович.

Через два дня он получил заказ на проектировку крупного делового центра в небольшом провинциальном городке. Это был первый по-настоящему солидный заказ для Сергея за время его работы в фирме. Сергей с ожесточением ухватился за работу. Он расчерчивал листы ватмана, с остервенением рвал их на части, по новой набрасывал эскизы, то и дело затачивал карандаши. Если в первые дни он работал нервно и упрямо, вхолостую, пытался заполнить работой ту образовавшуюся нишу, тот вакуум пустоты – как внутри, так и вокруг себя, – то постепенно он за работой обрел покой, а сосредоточенность и отрешенность стали руководящей нитью его жизни.