Вторая Государственная дума. Политическая конфронтация с властью. 20 февраля – 2 июня 1907 г.

По Наказу была допустима только одна речь против сдачи в комиссию. Слова стал настойчиво просить Пуришкевич, но оказалось, что раньше его записка была подана левым священником Тихвинским. Тут и обнаружилась упомянутая выше ошибка Наказа: все возражения против комиссии нельзя было покрыть одной речью, так как эти возражения могли всегда исходить из двух противоположных основ. Могли возражать те, кто хотел амнистию сразу принять, и те, кто хотел ее сразу отвергнуть; и те и другие имели, конечно, одинаковое право на слово. В Наказе следующих Дум поэтому число ораторов для всех таких случаев было увеличено с одного до двух. 28-го же мая из-за этого чрезмерного ограничения получилась неясность и несправедливость. Священник Тихвинский был за немедленное принятие амнистии; все же, кто хотели говорить против амнистии: Пуришкевич, Крупенский, Стахович, – слова не получили. Сумбур увеличился тем, что священник Тихвинский своему возражению придал форму, которая сбила всех с толку; он не возражал против сдачи в комиссию, но настаивал, чтобы этой комиссии поручили выработать самый законопроект. Это еще больше спутало прения, вызвало нарекания на ни в чем не повинного председателя. Недовольных удалось успокоить предоставлением им слова по «мотивам голосования». Бобринский в этом порядке высказал точку зрения правых: «Я считаю постановку вопроса неправильной, потому что никто не высказывался против депутата Маклакова. Я говорю по существу и хочу объяснить голосование. Я не знаю, как будут голосовать правые; быть может, часть их воздержится, но, наверное, часть будет голосовать против предложения Маклакова. И вот я хочу сказать почему. Не оттого, что мы за предложение левых, которое мы считаем сплошным беззаконием, а оттого, что мы считаем беззаконие это настолько явным, что никакой нужды нет передавать его в комиссию».

При голосовании предложение о сдаче в комиссию было принято 266 голосами против 165. Так сошла на нет и последняя левая бомба.

На заседании присутствовал А.С. Суворин, который пришел посмотреть на самоубийство Государственной думы: он не знал нашей контрмины, но хорошо понимал, что кадетам будет невозможно голосовать против самой амнистии. Дождавшись голосования, он сказал своему соседу по ложе, который мне это передал: «Маклаков сегодня спас Думу». «Спасти» ее уже было нельзя. Но в этот день Дума отняла у правительства самый убедительный и, главное, правдивый для роспуска повод, который мог бы избавить его и от «провокации» с военной организацией и от недостойной мотивировки Манифеста о роспуске. Дума взорвалась бы тогда на характерном единодушии левого и правого флангов, т. е. того красно-черного блока, который всегда и всюду является исключительно «разрушительным», а не «созидательным» большинством. От этого действительно в этот день кадеты Думу спасли.

Глава XIII Правое меньшинство во 2-й Думе

Так как 2-я Дума была заведомо левой, и это на первых порах демонстративно подчеркивала, не дав правому меньшинству ни одного места в президиуме, то было естественно предполагать, что это меньшинство будет под Думу подкапываться и мешать ей работать. Так многие действительно думали. И. Гессен сразил это общее мнение в своих «Двух веках». «Поведение обоих крайних флангов, – писал он, – давало одни и те же результаты; разница была лишь в том, что одни стремились вполне сознательно компрометировать, утопить в грязи народное представительство, а другие беззаботно демонстрировали, что не дорожат Думой, не придерживаются презрительного лозунга – «беречь Думу» (с. 241).

Такое распространенное суждение не только совершенно поверхностно, но и несправедливо.