Так кончился этот злополучный вопрос, едва не приведший к роспуску Думы. Он кончился «благополучно», но не бесследно. Все партии Думы потерпели крушение и затаили друг на друга досаду. Более всего пострадали зачинщики соц. – демократы. Не только их предложение об отказе в контингенте, которое как будто могло бы пройти, провалилось; из 200 голосов, на которые они имели право рассчитывать, они собрали всего 129. Это бедой еще не было; они в душе могли быть этому рады. Но выходка Зурабова привела к шумным овациям в честь нашей армии и к лишению его слова под одобрение Думы. Этого они не прощали ни своим левым товарищам, которые недостаточно их поддержали, ни кадетам, которые определенно против них выступали. Они их упрекали, что они унизили Думу, ее достоинство не охранили. Но и кадеты остались глубоко недовольны. В инциденте Зурабова виноват был не столько он сам, во всяком случае, не только он сам, сколько поведение кадетского председателя. Если слова Головина, которые он потом говорил в пользу армии, были искренни, то они не вязались с предыдущим его равнодушным отношением к речи Зурабова. Так или иначе, он был виноват; или тогда, когда председательствовал, или тогда, когда свою оплошность вымещал на Зурабове. Кадеты негодовали на правых, которые подчеркнули скандал, а не дали ему пройти незаметно. Были недовольны и левые партии, которые заявили о своем голосовании против контингента, а потом, испугавшись роспуска Думы, массой предпочли от голосования воздержаться. И они, чтобы себя оправдать, вступались за униженное якобы Головиным и кадетами достоинство Думы. Положение лично Головина было тяжкое: все его делали козлом отпущения за свои же ошибки. Он не мог этого не сознавать. Он себя показал таким, каким был: ненаходчивым и неумелым, но преданным делу до самопожертвования. Он все в себе скрыл. Могли торжествовать и злорадствовать правые: их бурное и, по общему правилу, недопустимое вмешательство в ход заседания, их «скандал» на этот раз оказался оправданным. Дума дала им в дальнейшем козырь против себя. И они, однако, им не воспользовались и кадетов во всем поддержали: не стали настаивать на голосовании ими же предложенной формулы, удовольствовавшись речью Головина и аплодисментами Думы. И они и правительство в этот момент явно Думу спасали. Но они немедленно получили случай увидеть, как это непрочно. Левые партии хотели «реванша», чтобы себя за свой провал вознаградить; многие из кадетов по старой привычке были склонны им в этом помочь. Этим объясняется тот печальный инцидент, который произошел в открытом заседании Думы, вечером того же самого дня, когда утром в закрытом заседании был принят контингент. Об этом инциденте, т. е. о незаконном и бессмысленном принятии закона об отмене военно-полевых судов, не стоявшем на повестке, я говорил в главе IX. Это было сделано в угоду обиженным левым. И так как в вопросе о контингенте наиболее активную роль против соц. – демократов сыграли Головин и Кузьмин-Караваев, то именно они оба помогли левым в реванше, «шаркнули левою ножкой», как шутя выражался гр. Бобринский. Еще многому жизнь должна была нас научить.
За этими двумя крупными бомбами меркнет маленький инцидент того же самого рода, о котором упоминаю лишь для полноты. Это предложение отвергнуть кредит на завершение продовольственной кампании 1905–1907 годов, который испрашивался в размере 17 с половиной миллионов рублей. Бюджетная и продовольственная комиссии предлагали этот кредит утвердить, «обязав правительство представить полный отчет предположенной операции к 1 января 1908 года». Отличие этого предложения от бюджета и контингента было в том, что деньги испрашивали на дело очевидно нужное для самого «населения», а не для «борьбы с ним». Этот кредит был испрошен еще у 1-й Думы в размере 50 миллионов рублей; она тогда отпустила только 15, предоставляя остальные просить дополнительно. Это был тот единственный закон, который оказался приведен в исполнение до конца 1-й Думы. Дума была распущена, продовольственная кампания продолжалась, деньги расходовались и для покрытия этой кампании испрашивалось теперь 17½ миллиона. Соц. – демократы, соц. – революционеры и трудовики предложили кредит отклонить, т. к. правительство обещанного отчета о всей кампании еще не представило, и честности правительства они не доверяли. Это было как бы дополнительной мерой к их предложению, отвергнутому Думой 9 марта, о передаче всего продовольственного дела в руки думской комиссии.
Они были правы в том смысле, что деятельность правительства по продовольственному делу вызывала справедливые нарекания. Все ораторы во всех падежах склоняли имена Гурко – Лидваля, подчеркивали, что общего отчета представлено еще не было, что самая постановка продовольственного дела требовала серьезного улучшения и т. д. Но было ли возможно из-за этих соображений взять на себя ответственность отказать в кредите, ударив по населению? Так кадетскими ораторами – Шингаревым, Родичевым и Струве – и был поставлен вопрос 11 мая, когда он рассматривался.