Вторая Государственная дума. Политическая конфронтация с властью. 20 февраля – 2 июня 1907 г.

Было светло, когда мы возвращались. По дороге мы встречали думских приставов, которые к Столыпину ехали. Чтобы обменяться между собой впечатлениями, решили заехать по дороге в «Аквариум». Было что-то фантастическое в нашем появлении среди гуляющей, подвыпившей публики и раскрашенных дам полусвета. За маленьким столиком, со Струве с его бородой патриарха, в жокейской шапочке и в каком-то желтом балахоне, за обязательной бутылкой шампанского, мы обсуждали положение. Разбирали вопрос: «Не слишком ли категорично я ответил Столыпину, что Дума его требование исполнить не может?» Но мы не ошибались; большинства за выдачу образовать было нельзя. Нам не простили и меньшего. На другой день я был в нашем Центральном комитете, когда вошел Н.В. Гессен с вечерней газетой в руках. В ней, за подписью С. А-ча, сообщалось, что четверо кадет (имярек), по поручению кадетской партии, ездили ночью к Столыпину «торговаться» о выдаче соц. – демократов. Уже потом я от С. А-ча, в общем очень противного журналиста из «Руси», узнал, будто про наш визит ему тогда же рассказал Философов, министр торговли. За эту поездку «к врагу» на нас даже в Центральном комитете обрушили такое негодование, что я тут же заявил Милюкову, что из партии выхожу. Он меня отговорил и других успокоил. Мы с общего одобрения ограничились письмом в редакцию, что ездили без всякого поручения, от себя лично, чтобы «выяснить положение». Это не мешало продолжать нас заподозревать и поносить.

О таком возмущенном отношении лидеров партии к нашей поездке я нахожу свидетельство и в упомянутой раньше книге М.Л. Мандельштама. Вот что он пишет: «Трудно передать тот взрыв негодования, который вызвал визит видных депутатов, членов партии народной свободы, к министру разгона Думы и государственного переворота. Это недовольство было распространено и в кадетских кругах».

Прибавлю, что и Московский городской комитет был так охвачен этим настроением против меня, что не хотел сам выставлять моей кандидатуры в 3-ю Думу. Оказалось, однако, что если «руководители» были возмущены этой поездкой, то рядовые члены даже из партии их осуждения не разделяли и неудачной попытки Думу спасти в вину нам не ставили. В этом я лично мог убедиться на всех тех собраниях, где этой поездкой оппоненты меня попрекали: рядовая публика была неизменно на моей стороне. На предварительном плебисците кандидатов среди членов партии, а потом и на выборах я прошел по Москве наибольшим числом голосов. Очевидно, была разница в психологии обывателя и «настоящих политиков», – и они часто друг друга не понимали. И обыватель оказался ближе ко мне, чем к нашим вождям.

Глава XVI Историческое значение 2-й Государственной Думы

Один и тот же предмет с разных дистанций кажется разным, хотя воспринимается одинаково правильно. То же происходит при воспоминаниях о прошлых событиях. Для современника вся жизнь выражается в тех мелочах, которые он наблюдает; в возможности их замечать – его преимущество. Позднее они не только теряют значение, но могут мешать пониманию. В моей книге я отмечал то, чего не будет издали видно, т. е. мелкие факты; но мы отошли от них так далеко, что в них уже и теперь видны и крупные очертания.

Чтобы понять отношение Столыпина к 2-й Государственной думе, нет необходимости предполагать в нем «лицемерие» или «угодничество». Все было логично. И потому, что в Столыпине мы имели дело с человеком исключительно крупным, занимавшим такое высокое место, что он был у всех на виду, на нем ярко отразилась трагедия самой России.

Нашему поколению довелось жить при крушении Самодержавия, которое когда-то создало «Великую Россию». Оно не было, конечно, властью одного человека; в нем совмещался и государственный аппарат, подчиненный Монарху, и правящие классы с различной степенью самостоятельной власти одних людей над другими, и зачатки самоуправления. Соотношение этих частей менялось с историей, но все покрывалось идеей безграничности власти государства над человеком; а так как государство воплощалось в Монархе, то все права шли от него.