Сами великие реформы 60-х годов, которые сближали Россию с формами жизни Европы, были формально актом Монарха. Они начались уничтожением рабовладения; легальная власть одних над другими стала не только невыносима подвластным; она задерживала развитие всего государства и возмущала правосознание самих правящих классов. Ведь «рабовладение» оправдывало беззащитность их самих против воли Монарха. «Освобождение» было сделано той самой властью, которая создала и «рабовладение», чтобы предупредить освобождение снизу. Оно логически вело к «увенчанию» здания. Но в героический момент Самодержавия этого еще не было нужно; Самодержавие казалось даже полезным, чтобы при таких глубоких реформах сохранить порядок в стране. Либеральные деятели вроде Милютина были за Самодержавие. Конституция в то время вышла бы только дворянской; потому против нее выступил когда-то Кавелин. Но это не все. Наступление «народоправства» всколыхнуло бы те массы, для которых было еще чуждо понятое «закона» и «права». Оно привело бы к замене одного произвола другим. Этого боялся идеолог конституционного строя – Чичерин, давший формулу – «либеральные реформы и сильная власть», против Герцена, как глашатая «революционного идеализма». На столкновении идеологий – «государственного либерализма» и «Революции» остановились реформы Александра II и наступила реакция. Самодержавие принялось себя охранять «для блага народа» (Манифест Александра III); в этом было содержание всей политики последнего времени.
Завершение реформ 60-х годов и «увенчание здания» возобновилось уже на рубеже XIX и XX веков. Повторилась картина «эпохи Великих Реформ». Опять Монарх, против собственных симпатий, опасаясь уже начавшегося движения снизу, взял на себя их почин. Умеренные элементы страны, вроде земства и даже дворянства, потерявшие веру в Самодержавие, для борьбы с ним не побоялись союза с революционными партиями.
Под этим знаком прошло преддумье 1905 года и деятельность двух первых Государственных дум. Какая же позиция была у Столыпина?
Его называли «реакционером»; не может быть ничего поверхностнее этого определения. Он был подлинным продолжателем «эпохи Великих Реформ», идеологии Б.Н. Чичерина; как последний, он был поборником «либеральных реформ, но и сильной власти». Потому был беспощадным врагом революционной стихии во всех ее проявлениях. Был либералом, индивидуалистом, защитником личности против поглощения ее «волей народа»; отсюда его ставка на «сильных», борьба с общиной и даже с семейною собственностью. Такие взгляды его, если бы они у него сохранились, может быть, сделали бы его в настоящее время отсталым, не понявшим новых проблем нашего времени. Но тогда это было шагом вперед к приближению к жизни свободных европейских народов, к вступлению на путь демократии.
Столыпин настоял на роспуске 1-й Государственной думы, так как справедливо видел в ней господство революционной стихии, которая помешала «либеральным реформам». Но 2-я Дума по составу казалась для них еще гораздо менее годной. Он все же решил это попробовать, т. к. некоторые подходящие элементы для этого были. Октябристы, умеренно правые и многие беспартийные не меньше Столыпина понимали необходимость его реформ. Но без центра их было бы недостаточно в Думе. В центре же сидели кадеты, программа которых шла в том же направлении, но дальше, чем у Столыпина. Если бы они усвоили позицию непримиримости: «все – или ничего» – Дума в смысле деловой работы сделалась бы совсем безнадежна. Соглашение с кадетами для сохранения Думы стало необходимостью.
Н, однако, оно встречало затруднения с обеих сторон.