Вторая Государственная дума. Политическая конфронтация с властью. 20 февраля – 2 июня 1907 г.

Эти слова не только неправда, они возлагают на Думу чужую вину. По закону (ст. 1 бюджетных правил) все сметы на 1907 год должны были быть внесены в Думу не позднее 1 октября. Никакой закон не мешал собрать 2-ю Думу в нужное время. Можно не осуждать правительство, что оно не сделало этого; причины для этого были. Но это создало необходимость прибегать к ст. 14, т. е. к временному применению предыдущей росписи, несмотря на происходящие от этого неудобства. Возлагать же за это вину на медлительность 2-й Гос. думы представляет такую неправду, которую стыдно было подносить к подписи Государю.

Гораздо более серьезна вышла вторая по времени бомба, связанная с законом о контингенте.

Эта бомба такого откровенно хулиганского характера, как бюджетная, не носила. Речь шла не об отказе в контингенте без его рассмотрения, как это предлагали с бюджетом; закон о контингенте был рассмотрен комиссией; практических последствий для обороны страны отказ в контингенте иметь бы не мог. Ст. 119 Основного закона предоставляла Государю право, если новый закон, при заблаговременном внесении его в Гос. думу, не будет издан до 1 мая, призвать на службу необходимое число людей, «только не свыше призванных в прошлом году». Фактически контингент прошлого года был на 6000 человек больше, чем тот, который испрашивался. С другой стороны, нельзя было не согласиться, что внесение в Думу законопроекта только 8 апреля, когда 18 апреля начинались пасхальные каникулы, и, таким образом, предоставление на его рассмотрение всего 10 дней, – нельзя было добросовестно считать «заблаговременным его внесением». Внесение правительством законопроектов в Думу фактически началось с 6 марта, т. е. более чем за месяц до 8 апреля, и военный министр должен был или поторопиться с своим контингентом, или взять на себя ответственность за сохранение контингента прошлого года. Словом, контингент мог бы быть Думой не принят и без того, чтобы это стало «конфликтом». Но когда мотивом отказа стали указывать нежелание дать этому правительству военную силу – такой отказ, очевидно, устранял возможность работы с подобною Думой. И тем не менее на этот раз и трудовики и крестьянский союз пошли вместе с социалистическими партиями. От всей комиссии, которая была за принятие контингента, докладчиком был Кузьмин-Караваев, но от ее меньшинства, которое стояло за его отвержение, был особый докладчик – трудовик Карташев. При таком настроении против закона было обеспечено более 200 голосов; кадеты же вместе с правым флангом такого числа не достигали. Вопрос был бы решен «беспартийными» и прежде всего голосами польского кола. Это была дисциплинированная группа, которая голосовала как один человек (их было 46), очень замкнутая, в намерения которой было трудно проникнуть. Все попытки частным образом разузнать, что они нам готовят, встречали неутешительный ответ, что они еще не решили. Если бы они стали голосовать против контингента, то противников его оказалось бы 250, то есть уже несомненное большинство Гос. думы. Так неожиданно и грозно был поставлен вопрос о дальнейшем ее существовании.

Заседание 16 апреля (при закрытых дверях) открылось в очень повышенном настроении. Можно было опасаться, что оно будет последним заседанием Думы, что она добровольно сама себя распускает. За неделю до этого Головин имел аудиенцию, в которой Государь ему ставил в вину его излишнюю терпимость к резкостям отдельных ораторов, и потому старался теперь их предотвращать. Все это Думу нервировало. Когда военный министр, в общем благорасположенный к Думе, возражая против предложения упразднить «денщиков», сказал слишком громким, неожиданно сорвавшимся голосом, что об этом не может быть и речи, Дума стала шуметь. Слышались голоса: «Здесь не казарма! Здесь народные представители и кричать нельзя». В своем ответе министру деп. Гессен «выразил сожаление», что «тон, которым говорил военный министр, не соответствует достоинству Государственной думы и только способствует излишнему раздражению». Это не было умышленно сделано. Военный министр был сконфужен и извинился перед председателем, когда ему объяснили, в чем дело. Но это показывает общее ненормальное возбуждение.