Первая бомба была подложена под бюджетные прения. Они представляли исключительный интерес. В бюджете заключалось и очень реальное конституционное право Государственной думы, и уязвимое место правительства. Правда, бюджетные правила, составленные таким знатоком дела, как Витте, приняли меры, чтобы обезвредить «враждебные» действия Думы и не позволить ей по произволу «остановить» жизнь государства. Но Дума все-таки получала возможность начать борьбу с злоупотреблениями власти конституционным путем. Она, по обыкновению, жаловалась на недостаточность прав, которые ей были даны; не мирилась с тем, что не могла просто вычеркивать расходов, основанных на «легальных титулах» (ст. 9), а должна была их изменять только в общем порядке (ст. 10). Она не ценила, какое громадное право даже этим она получала; оглашать, опротестовывать и атаковывать архаические, иногда комические легальные титулы. Дума могла вынести на Божий свет много курьезов, о которых не подозревало общественное мнение и которые само правительство публично защищать не решилось бы. Наконец, не были тайной недостатки финансовой нашей системы; преобладание косвенных налогов, в том числе таких, как винный налог, неравномерность прямого обложения, и такие льготы землевладельцам, которые были бы совсем неприличны, если бы не компенсировались хотя бы отчасти земским обложением. Все это было известно из литературы и публицистики. Но одно дело критика, другое – практическая постройка бюджета на других основаниях. В этом отношении партии были беспомощны, и винить их за это было нельзя; это превышало их подготовку. Но для критики рассмотрение первого бюджета давало такой материал и такой резонанс, которых еще никогда не бывало; недаром единственным сколько-нибудь серьезным доводом против слишком длинного междудумья была невозможность рассмотреть бюджет в законном порядке.
Потому-то постановка бюджета перед 2-й Государственной думой стала «событием». Хотя по тексту закона бюджет тотчас сдается в комиссию для ознакомления с ним, министр финансов счел нужным выступить с длинной речью. Мемуары Коковцева сообщили, что его речь была не только прочтена в Совете министров, но сообщена Государю. Естественно, что по ней должны были открыться и прения.
В Думе было мало людей готовых для них. Позднейшие бюджетные комиссии Думы образовали кадры «специалистов», которые научились разбираться в бюджетных вопросах; в них были не только теоретики, как, например, бессменный председатель бюджетной комиссии – Алексеенко, бывший профессор финансового права, но и те дилетанты, которые своими способностями, трудолюбием и добросовестностью, как Шингарев, овладели предметом. В эпоху 2-й Думы они еще бродили впотьмах; более сведущие в финансовом положении люди, как Струве, Булгаков, сосредоточили удары на недостаточности бюджетных прав Думы. Единственным квалифицированным оппонентом Коковцеву предполагался, естественно, Кутлер[68]
.Кутлер был способный чиновник финансового ведомства, отставленный за «проект» о «принудительном отчуждении». Как «пострадавший», он был принят в кадетскую партию и проведен в депутаты по Петербургу. Такой volteface[69]
вызвал против него раздражение прежних его сослуживцев и ставил его самого в фальшивое положение, когда в Думе его противники оглашали бумаги прежнего времени, им когда-то подписанные. В своих «Воспоминаниях» Коковцев говорит о его перемене без злобы, но с изумлением. Разгадка ее в психологии Кутлера как бюрократа, привыкшего следовать инструкциям, которые начальство дает. Он был только техником. Как раньше он добросовестно исполнял задания Министерства финансов, так в Думе следовал директивам нашего Центрального комитета, а после 1918 года – указаниям большевиков. Он всем мог быть полезен как техник. Но задача, которая 20 марта выпала на его долю, была ему не по плечу. Кроме того, как бывает с людьми, перешедшими в лагерь противника, он не смог удержаться в разумных «пределах». Его выступления по бюджету не удались. Достаточно перечесть длинную речь Кутлера в заседании 20 марта, реплику Коковцева и Столыпина и – главное – ответную речь Кутлера 23 марта, чтобы это увидеть. Неудивительно, что обрадовались те, кто боялись его выступления. Государь писал своей матери[70]: «Престиж правительства высоко поднялся благодаря речам Столыпина, а также Коковцева. С ними никто в Думе не может справиться, они говорят так умно и находчиво, а главное – одну правду. Кутлер – подлец, совсем провалился».Что же придумали в этот ответственный и трудный для Думы момент ее левые партии? Они явились с предложением отвергнуть бюджет без рассмотрения. Такое предложение было сделано тремя социалистическими партиями: с. – демократами, с. – революционерами и народными социалистами.
С.-д. так формулировали заключительную часть своего предложения: «Государственная дума, не желая брать на себя ответственность за финансовую политику правительства, отказывает в утверждении росписи государственных доходов и расходов на 1907 год без передачи ее в комиссию».