Вторая Государственная дума. Политическая конфронтация с властью. 20 февраля – 2 июня 1907 г.

Бесцельность таких выступлений, конечно, их устранить не могла. Революционные созвучия не исчезли в стране; кое-кому в ней подобные выступления нравились. Находились ораторы, которые на этой дороге искали личных успехов и популярности. Их речи не соблазняли, но не проходили бесследно для судьбы самой Думы. По старой памяти власть их боялась. Враги Думы пользовались такими речами, чтобы дискредитировать Думу, ее председателя и даже покровителя Думы – Столыпина. В «Красном архиве» напечатана любопытная переписка Государя со Столыпиным по поводу довольно невинных и уже совершенно безвредных образчиков левого красноречия; она любопытна лишь тем, что показывает, какими пустяками имели время и охоту наверху тогда заниматься[66]. Революционное красноречие 2-й Думы – область не политики, а стилистики, уровня культуры и воспитанности отдельных людей. Влияния на поведение и даже настроение населения подобные речи иметь не могли. Я и не буду о них говорить. Остановлюсь только на тех предложениях, которые левыми в Думу вносились, по которым сама Дума должна была вынести определенное постановление, т. е. сделать какой-то политический акт. Здесь могло происходить и происходило испытание ее собственной конституционной лояльности. Такие предложения могли Думу взорвать, и от них надо было ее оберегать.

* * *

Значительная доля таких предложений для Думы не представляла опасности, и о них скоро забыли. Начались они с первого дня. В главе VII я рассказывал о предложениях создавать комиссии, чтобы «кормить голодающих» или «бороться с безработицей», предоставляя им функции правительственной власти. Опасности для государства они не представляли; создание их было бы безрезультатной демонстрацией. Они не смогли бы ничего сделать без содействия власти. Достаточно было не обращать на них внимания, чтобы бессилие их обнаружилось. Но правительство так философски равнодушно на них не смотрело. Во-первых, они были все же попыткой «явочным порядком» захватывать власть, что напоминало «свежее предание» революционной эпохи. Во-вторых, при нескрываемом старании левых партий использовать Думу, чтобы население «революционизировать», такие комиссии, при непосредственном общении их с населением, давали для этого и возможность и повод. Враги Думы не упускали случая обратить на это внимание Государя, и он сейчас же подчеркивал это Столыпину. Так, он писал ему 31 марта: «Газетные слухи о решении Комиссии о безработных (председатель Горбунов, а секретарь Алексинский) вступать в прямые сношения с рабочими также наводят на размышления»[67].

Конечно, со стороны комиссии все это было покушением с негодными средствами. «Исполнительная власть» никого из «посторонних» в помещение Думы не допускала. Переписка об этом Столыпина с Головиным, который в этом видел нарушение прав ему, как председателю, предоставленных, не привела ни к чему; если бы даже он был вполне прав по тексту законов – что можно оспаривать, – то фактическая власть была у него. Создание думских исполнительных комиссий, при таком соотношении сил, было бы одним балаганом. Если левые партии все же вносили свои предложения и иногда на них энергично настаивали, то у этого были мотивы иного порядка. Левые играли без проигрыша. Они надеялись, что другие партии не допустят образования подобных комиссий во имя «законности». Тогда они будут их обвинять в «несочувствии» голодающим и безработным, в том, что они помешали прийти им на помощь. Если нельзя поднять в стране «революционного настроения», то можно свести партийные счеты с «соперниками» и им «наложить». Это обычная тактика, которой при других обстоятельствах держались и сами кадеты, да и все «освободительное движение» по отношению к либеральным начинаниям власти.

Я не буду припоминать всех таких предложений, которые к концу так приелись, что на них уже не обращали внимания и даже иногда голосовать забывали. Все шло по шаблону. Так, 12 апреля было внесено предложение о назначении Комиссии для расследования действий властей по поводу запроса о рижских застенках. 24 мая – о «посылке такой же думской комиссии в Озургетский уезд Кутаисской губернии». Это были не бомбы, а простые шутихи, которые перестали пугать. Перейду к подлинным бомбам.

* * *