Вторая Государственная дума. Политическая конфронтация с властью. 20 февраля – 2 июня 1907 г.

«Программа» и «тактика» более связаны, чем им казалось. Часто программа обусловливает тактику. Если в ней стоит установление «демократической республики» – то ее проведение в жизнь не может быть достигнуто легальными средствами; партия должна идти к ней революционным путем и тактику приспосабливать к этому. Но и тактика иногда определяет программу, по крайней мере тех достижений, которые партия может ставить себе. И на настоящей войне ближайшие операционные цели определяются соотношением сил в данный момент. Реформы, которые Революция может осуществить сразу и полностью, на путях легальной эволюции часто могут происходить только постепенно и медленно. Это кадеты на себе испытали. Когда для свержения Самодержавия они приняли участие в «Освободительном Движении» вместе с «революционными партиями», что было отличительной чертой этой эпохи и легло в основание «кадетизма» – то перспектива торжества революции, на которую они тогда соглашались, позволила им свои отдаленные программные цели, т. е. полное народоправство, четыреххвостку, парламентаризм, переход всей земли в руки крестьян, ставить полностью на ближайшую очередь. Эта «тактика» и взорвала 1-ю Думу. Ее неудача для них оказалась наглядным уроком; надо было ее изменить, и они действительно ее изменили. О «революции» говорить перестали, собрались работать на конституционном пути. Головин правильно отметил, что это сближало их с правыми. Но тогда и на вопросы программы кадетам было нельзя смотреть глазами революционного левого большинства.

Связь между программой и тактикой не позволяла считать 2-ю Думу работоспособной лишь потому, что при голосованиях у нее могло оказаться два противоположных большинства; одно для тактики, другое для программы. Дума могла стать рабочей и прочной только в том случае, если бы в ней образовалось хотя небольшое, но надежное большинство и для той и для другой. Если даже для этого кадетам пришлось бы сократить и замедлить свои программные планы, то это ничего не меняло бы; видеть в этом измену своим обещаниям было бы так же бессмысленно, как упрекать авангард, что он не взял в плен целую армию, или ребенка, что он растет недостаточно быстро. Решить идти только легальным путем уже значило подчиняться условиям, которых эта тактика потребовала бы и в сфере программы. Жизненность 2-й Думы вся зависела от того, могло ли в ней такое большинство появиться. Когда она свою жизнь начинала, у нее его еще не было. И поучительный факт. Когда его создать старались «вожди», оно им не давалось. Сколько труда и искусства, горячности и иронии было потрачено Милюковым в «Речи», в его полемике с партийными органами левых партий, в погоне за созданием прочного левого большинства. Лидеры партий старые аргументы свои повторяли и на уступки не шли. Но такое соглашение само собой стало достигаться внизу, в процессе работы, и тем легче, чем работники Думы были свободнее от директив, которые им давали вожди. Жизнь оказывалась сильнее теоретиков.

Конечно, для привлечения левых партий или отдельных их членов к конституционному большинству обстоятельства были благоприятней, чем раньше. Слева теперь понимали, что эта Дума была самой левой, какую в то время себе было можно представить, что она была последней ставкой их собственного участия в Думе: при неудаче ее – государственного переворота, который бы надолго устранил их из Думы, избежать было нельзя. Потому слева выдвинули очередной лозунг: «Думу беречь».

«Беречь Думу» – не значило правительству во всем уступать. Нельзя было, например, для сохранения Думы согласиться существовавшее политическое положение еще ухудшать. Но о таком ухудшении тогда не было речи. Законопроекты Столыпина, какими бы недостаточными они ни казались, все же положение улучшали. Потому на них сговориться было возможно.

Не все шли на это с равной готовностью. На левом фланге Думы сидела наиболее организованная фракция – соц. – демократы; они были воспитаны на международной социал-демократии и ставили перед собой не столько русскую, сколько мировую проблему. «Правового порядка», обеспечения «прав человека» европейские соц. – демократы уже не ценили. Ведь они это имели. Классическое народоправство, общее избирательное право, ответственное министерство, независимый от политики суд в их глазах представлялись только обманом, благодаря которому социальные верхи властвуют над народными массами. Эти взгляды они перенесли на Россию. С «парламентским кретинизмом», с господством «буржуазии» надо было покончить революционным ударом, благо именно в России есть готовый для этого материал. «Беречь Думу» они не собирались. Укрепление конституционного строя в их план не входило; оно могло подорвать пафос, а потому и шанс Революции. В «Думе» они нашли только средство поднимать революционное настроение и организовывать крушение власти. Перед ней должна была стоять именно эта задача. Успех правового порядка, аграрная реформа Столыпина могли вырвать из-под Революции почву и потому их не соблазняли.