Вторая рота

брови и посмотрел капитану в глаза, – но я сначала думал, ты доходяг

128

каких-то набрал в военкомате… А сейчас смотрю – неплохие ребята.

Один на скрипке играет, другой мину три часа держит.

– Так это ж один и тот же! – откашлялся Зубов. – Рядовой

Нестеров!

– Да?! – искренне удивился Бородин. – Ты смотри, и жнец, и на

танке ездец! Поощрить надо бы. Подумай об этом, капитан.

Зажужжал зуммер внутреннего телефона. Полковник поднял

трубку:

– Слушаю! Кто? А-а-а, явился?! Ну-ка давай его сюда! – Бородин

прикрыл микрофон рукой и сказал Зубову: – Этот субчик явился,

который твоего сержанта задержать хотел. Документы привѐз, жаждет

крови… Сейчас будет ему кровь…

Полковник опустил трубку на рычаги и поднялся из-за стола.

Валеев стоял возле штаба, сжимая в руке военный билет

Медведева. Настроен он был решительно, и, когда в дверях появился

Бородин, старлей одѐрнул мундир, небрежно козырнув, представился и

протянул полковнику документы провинившегося бойца:

– Товарищ полковник, ваш сержант оказал физическое

сопротивление патрулю, и я…

– «Я» – последняя буква в алфавите! – грубо оборвал его

полковник и выхватил военный билет. – Понял? Тебе сержант про мину

говорил?!

– Товарищ полковник, дело в том, что… – Старлей побледнел, всю

важность с него сдуло в одно мгновение.

– Я спрашиваю, про мину тебе говорили или нет?!

– Дело в том, что мне показалось, – продолжал «лепить»

старлей, – показалось, что…

– Ты что, глухой или как? – Полковник был готов взорваться, и

Валеев понял это.

– Так точно… говорил… – понуро ответил старлей.

129

– Почему не проверил?

– У меня не было времени… и я…

– А пиво попить у тебя, стало быть, время было?! – Полковник

привѐл самый убийственный аргумент. – Там целый взвод чуть на

воздух не взлетел!

– Я думал, – залепетал Валеев, – что это…

– Жопой ты думал! – резюмировал Бородин. – Понятно тебе,

лейтенант? Жопой! !

– Старший… – шѐпотом выдохнул Валеев.

– Что?!

– Старший лейтенант…

– А вот это уже – большой вопрос! – Бородин резко развернулся и

пошѐл обратно в штаб.

Старлей почесал затылок и побрѐл к КПП. Похмельная волна

накрыла его с новой силой.

Нестеров подошѐл к койке Медведева, который лежал и читал

какую-то потрѐпанную книгу без обложки.

– Товарищ сержант, – откозырял боец и, понизив голос,

спросил: – А что с хомяком делать?

– Подожди… – Медведев закрыл книгу и сел на кровати. – С каким

хомяком?

– Ну… мы ж его так и не… – Нестеров достал из кармана

завѐрнутое в носовой платок тело рядового Хомякова. – Вот…

– Ты чѐ, его обратно принѐс?! – изумлѐнно выпучил глаза

сержант. – Нестеров… Твою мать… Ну ты… Ну ты… Ну ты ж вообще без

мозгов! О-ой! Какого хрена ты его назад припѐр?

– Я сначала думал его там оставить… – промямлил солдат, – но

это же… боец нашей роты! Рядовой Хомяков! Вы же сами сказали, нужно

похоронить…

130

– Мог бы проявить инициативу! – строго сказал Медведев. – С

учѐтом обстоятельств.

Нестеров с серьѐзным видом достал из-под брючного ремня свою

«уставную» тетрадку и, открыв еѐ на нужной странице, зачитал:

«Инициатива трахает инициатора!»

– Бляха, научили на свою голову! – смачно выругался Медведев.

Нестерову было приказано закопать Хомякова за казармой, без

почестей, салюта и памятника – сегодняшней суеты с несостоявшимися

похоронами умершего «солдата» было вполне достаточно.

Но сначала Медведев решил продемонстрировать мѐртвое тело

капитану Зубову, с ним бы всѐ равно пришлось объясняться.

До «опознания» Хомякова поместили обратно в его стеклянный

дом, который был поставлен на телевизор и накрыт тряпкой, дабы вид

мѐртвого тела не портил бойцам настроения.

В этот раз дверь прапорщику открыла мама Маши Анжела

Олеговна.

– Олег Николаевич?! – заулыбалась она. – Здравствуйте,

здравствуйте… Какой вы сегодня нарядный! Опять с цветами!

– А где Мария? – важно спросил Шматко.

– Она скоро будет… Вы раздевайтесь, проходите… Машенька вас

очень ждала… Всѐ беспокоилась, что вы куда-то пропали…

– Служба, Анжела Олеговна, служба…

Прапорщик разместился за кухонным столом и отдал цветы

«тѐще», чтобы та поставила их в вазу.

– Вот и я ей говорю, – Анжела Олеговна была болтливой

женщиной, – на службе человек, а она всѐ одно… Нервничает… Дѐрганая

какая-то стала… Спрашиваю: «Что с тобой?» – а она молчит…

– А где она? – нетерпеливо спросил Шматко.

– Да в поликлинику пошла… В женскую…

131

– Зачем в женскую? – Шматко взволнованно вскочил из-за стола и

стал нарезать круги по кухне. – Зачем?

– Не знаю, – развела руками Анжела Олеговна, – сказала, осмотр…

плановый…

– Анжела Олеговна… – запричитал Шматко. – Э-эх… Анжела

Олеговна… зачем вы еѐ отпустили?

«Тѐща» было открыла рот, чтобы ответить, но в этот момент

хлопнула входная дверь, и прапорщик метнулся в прихожую.

– Ой, Олежка! Привет! – Маша выглядела радостной и счастливой.

– Что, уже всѐ? – подозрительно посмотрел на неѐ Шматко.

– Что «всѐ»? – не поняла Маша.