Вторая рука

Я обычно снимаю руку уже после того, как надену халат, – тогда мне не приходится смотреть на тот огрызок, который висит у меня ниже левого локтя. Нет, я уже смирился с этой мыслью, но к виду собственной культи так и не привык, хотя она выглядит довольно аккуратно, совсем не так ужасно, как выглядела искалеченная кисть. Разумеется, испытывать отвращение к собственной руке довольно глупо, но я ничего не могу поделать. Я старался никому ее не показывать, кроме протезиста, – даже Чико. Я ее стыдился, хотя и это совершенно не логично. Человеку, у которого руки-ноги целы, никогда не понять этого дурацкого стыда, я и сам этого не понимал до того дня вскоре после первоначальной травмы, когда я побагровел до ушей только потому, что мне пришлось кого-то просить нарезать мне еду. После этого я не раз предпочитал скорее остаться голодным, чем просить. Когда у меня появилась электронная рука и мне больше никого ни о чем просить не приходилось, это стало буквально спасением.

Кроме того, новая рука означала возвращение к статусу нормального человека. Никто больше не относился ко мне как к идиоту, не смотрел на меня с жалостью, от которой меня корежило раньше. Никто не старался быть снисходительным, не помалкивал, чтобы не сболтнуть лишнего. Дни, когда я был калекой, теперь представлялись мне невыносимым кошмаром. Я не раз с благодарностью вспоминал того мерзавца, который меня от этого освободил.

С одной рукой я был самодостаточным человеком.

А совсем без рук…

«О господи! – подумал я. – Не думай об этом!» «Нет ни хорошего, ни плохого, это размышление делает все таковым». Ага, конечно, Гамлету бы мои проблемы.

Я как-то пережил эту ночь, и следующее утро, и полдня, но часов в шесть вечера сдался, сел в машину и поехал в Эйнсфорд.

«Если Дженни здесь, – подумал я, въезжая на задний объезд и беззвучно останавливаясь во дворе напротив кухонной двери, – я просто развернусь и уеду обратно в Лондон. А так я хотя бы убил часть времени на дорогу». Но меня никто не встретил. Я вошел через черный ход, за которым начинался длинный коридор, ведущий вглубь дома.

Чарлз в одиночестве сидел в малой гостиной, которую он звал «кают-компанией», и разбирал свою любимую коллекцию рыболовных мушек.

Он поднял глаза. Не удивился. Не стал суетиться и рассыпаться в приветствиях. Хотя раньше я никогда не приезжал сюда без приглашения.

– Привет, – сказал он.

– Привет.

Я стоял, он смотрел на меня и ждал.

– Мне не хотелось быть одному, – объяснил я.

Он сощурился, разглядывая сухую мушку.

– Вещи с собой?

Я кивнул.

Он указал на поднос с напитками:

– Угощайся. А мне розового джина налей, пожалуйста. Лед на кухне.

Я принес ему коктейль, налил себе, сел в кресло.

– Готов все рассказать? – спросил он.

– Нет.

Он улыбнулся:

– Ну что, тогда поужинаем и сыграем в шахматы?

Мы поели, сыграли две партии. Первую он выиграл без труда и сказал мне, чтобы я был внимательней. Вторая партия тянулась полтора часа и закончилась вничью.

– Так-то лучше! – подытожил Чарлз.

Душевное равновесие, которое я никак не мог обрести у себя дома, в обществе Чарлза мало-помалу возвращалось ко мне, однако я и понимал, что дело скорее в том, что с Чарлзом легко и что его просторный старинный дом как будто пребывает вне времени, чем в том, что моя внутренняя травма начала исцеляться. Как бы то ни было, ночью я крепко проспал несколько часов подряд, впервые за несколько дней.

За завтраком мы обсуждали предстоящий день. Сам Чарлз собирался на стипль-чез в Тоустере, в сорока пяти минутах езды на север. Чарлз был там распорядителем – почетная должность, которая ему очень нравилась. Я рассказал ему о Джоне Викинге и о гонках воздушных шаров, а также о визитах к людям на букву «М» и о «Старине для всех», а он улыбался с той знакомой смесью удовлетворения и радости, как будто бы я – его собственное творение, которое оправдывает все ожидания. Это же он изначально натолкнул меня на мысль сделаться сыщиком. И каждый раз, как у меня что-то получалось, Чарлз принимал это на свой счет.

– Миссис Кросс тебе говорила про звонок? – спросил он, намазывая тост маслом. Миссис Кросс была его экономка, молчаливая, деловитая и добрая.

– Какой звонок?

– Кто-то позвонил сюда около семи утра, спросил, здесь ли ты. Миссис Кросс ответила, что ты спишь, и спросила, что тебе передать, но звонивший сказал, что перезвонит попозже.

– Может, Чико? Он увидел, что меня нет дома, и мог догадаться, что я поехал сюда.

– Миссис Кросс сказала, что этот человек не представился.

Я пожал плечами и потянулся за кофейником.

– Что ж, должно быть, это не срочно, иначе он попросил бы меня разбудить.

Чарлз улыбнулся:

– Миссис Кросс спит в бигуди и мажется на ночь кремом. Она бы ни за что не допустила, чтобы ты увидел ее в семь утра, – разве что в случае землетрясения. Она считает тебя очень милым молодым человеком. Она мне так и говорит каждый раз, как ты приезжаешь.

– Ой, ради бога!

– Ты вечером сюда вернешься? – спросил Чарлз.

– Не знаю пока.

Он сложил салфетку и поднял взгляд:

– Я рад, что ты приехал вчера.

Я посмотрел на него.