"Да уж… Кого угодно ожидал я увидеть, только не это", — разочарованно думал я, глядя на "псов войны" и "чудо-богатырей", сидевших на броне БМД.
Разочарование мое станет понятнее, если я объясню свое место в роте. При росте в 185 см я стою по ранжиру двадцать шестым от правофлангового, в середине строя нашей роты. У нас есть пацаны и 190 и 192 и больше. Вот такие вот горные егеря. Правофланговый Арнольд вымахал на 196, потому что слушался маму и хорошо ел кашку. Или просто в Прибалтике с продуктами проще. А нам сейчас показали каких-то… задохликов. Карикатуру на бойца.
"Черт его знает! Причем тут рост?", — оправдывал я дэшэбэшников, — "Может, они при таком росте — жилистые и выносливые как вьючные ишаки? Может, это я такой дохлый, что стараюсь не брать с собой больше двадцати килограмм, а у них там любой грузит на себя полтинник?".
Никакого чудесного преображения задохликов в орлов не произошло и тогда, когда ДШБ стал строиться напротив нашего батальона. Мы смотрели на них и глаза у нас лезли на лоб.
"Ну, ладно, мы — пехота. Какой с нас спрос? Мы — не герои. Но эти-то!.."
У тупорылой пехоты — и БВД поверх бронежилетов, и "рюкзаки экспедиционные", в которые полверблюда уложить можно, и весу на плечах по полтора пуда, а у
"Как же они собираются воевать?!"
При построении "боевиков" из ДШБ второму батальону стало понятно, что не мы приданы в помощь, а к нам на подмогу прибыл Царандой в советской форме и с кокетливо проглядывающими из-под хэбэшек бело-голубыми треугольничками тельников.
"Ну, да. Тельники под хэбэ в такую жару — самое то…".
— Батальон, смирно! — команда Баценкова прекратила разглядывание чужаков не из нашей дивизии, центром внимания стал комбат, — слушай боевой приказ…
Что-то я слушал, слушал и ничего хорошего для себя не услышал. Мы не
— Чем больше мы их набьем, тем лучше, — подытожил комбат.
"Ну, вроде все верно", — про себя согласился я с майором, — "если мы их прихлопнем всех разом, то ненужно будет бегать по сопкам и отлавливать их кучками по шесть человек. Вот только есть некоторая разница: триста против трехсот или триста против семисот".
Между гор есть неширокая лощина, в которой и прячется база. Работать с вертушек нельзя — подход только с одной стороны и на склонах установлены четыре ДШК караульных постов. Свисткам тоже работать нельзя — слишком высокая скорость и слишком маленькая цель, тем более, зажатая между гор и замаскированная от наблюдения с воздуха. Летуны ее просто не увидят, а бомбить по квадрату нет смысла — 99,9 % ударной силы примут на себя склоны гор.
— Если мы решим боевую задачу как надо, — комбат проходил вдоль строя и осматривал каждого солдата и офицера, стоящего в строю, — то на
— Никак нэ-эт, — протянул строй батальона.
Мы подтягиваемся до отметки 2.700, изготавливаемся к атаке и сверху обрушиваем в лощину ярость богов на головы диких мусульман.
Дэшэбэшники, действуя одновременно с нами с этой же отметки, берут под контроль верхА — главным образом четыре ДШК, о которых сказано в разведданных, и прикрывают нас сверху.
Сроку у нас — сегодняшний световой день. Не управимся до темноты, так уж лучше бы и не пытались. Духи в темноте перещелкают нас как семечки. Завтра вертушки снимут нас с того самого места на которое высадят сегодня, а сухпай на три дня вместо двух — на всякий непредвиденный случай.
"А вот и вертушки. Что-то их опять много, как под Талуканом".