Второй год

— Ташаккор! — засклабились трое узкоглазых коммунаров, — Мы знали, что вы — настоящие пацаны.

Настроение упало.

— Коммуна, коммуна, — Олег Елисеев выпустил дым и сплюнул, — в гробу я видал такую коммуну.

— Зря ты, Сэмэн, им яблоки отдал, — не одобрил меня Мартын.

— Да пусть подавятся! — я и сам знал, что зря.

К своим девятнадцати годам у меня только три достижения: выполненный кандидатский норматив по военно-прикладному спорту, воинское звание сержант и пяток воинских же специальностей. Ни одно из этих достижений мне не пригодится в моей будущей гражданской жизни. Больше того, ни к одному из этих достижений я не стремился самостоятельно, а меня гнали к ним из-под палки, хитро обозвав эту палку "воинской дисциплиной", "интернациональным долгом" и "армейской субординацией". Если я в учебке не укладывался в нормативы, то проводил лишние два часа на спортгородке, занимаясь до одурения и полного истощения сил. Если я на полигоне стрелял хуже всех или на кроссе прибегал последним, то этим же вечером шел в наряд по роте. Поэтому, я очень быстро научился стрелять не хуже всех и кроссы пробегал первым, волоча молодых воинов на финиш за руку.

Но полного понимания жизни, а главное — понимания людей и способности предугадывать их поступки я за год службы в Армии так не приобрел.

Примерно за час до того как станет темно, к нашему экипажу снова пришел Аскер и пригласил нас, то есть старшие два призыва, на свой "дробь первый". Мы отпросились у Акимова "на часок", пообещали вернувшись "дыхнуть" и, нагнав на Адика и Арнольда страху черпаческой лютостью и даже "проверив фанеру" у обоих, чтоб службу несли бодрее, мы пошли вслед за Аскером.

Картина, которая нам открылась у борта "дробь первого" породила во мне желание извиниться перед Адамом, Лехой и Аскером за то, что я пожалел для них яблок, но я сумел удержать в себе это желание, так же как уже второй год привычно сдерживал все нормальные человеческие побуждения вроде "милости к падшим".

На башне "дробь первого" сидел их водитель в бронежилете и каске и, держа автомат на коленях, рубил фишку.

Их единственный дух разламывал на дрова снарядный ящик.

Леха Адаев выкопал ямку для костра, аккуратно переложил ее пулеметными шомполами и попросил слить ему на руки.

Адам дощипывал курицу. Тушка была уже почти готова, оставались только перья на шее и немного на боках. Две других курицы лежали уже ощипанные на целом снарядном ящике, который пристроили вместо кухонного стола.

Аскер, приведя нас, закурил, равнодушно глядя на всю эту возню.

Глядя на добычу коммунаров у меня появилась мысль, что раз уж мы сюда притащились, то неплохо было бы дойти до минометчиков и попросить у них немного дров по старой дружбе. Под Талуканом они ночами навешивали осветительные мины, следовательно, пустых ящиков у них должно быть в избытке… если только кто-то более проворный нежели я их уже не выпросил. Но от ящиков я снова вернулся к курам и спросил:

— Откуда дровишки?

— Цх, — сказал Адам.

— Из лесу вестимо, — докончил фразу Леха.

— Не, — рассмеялся я, — ну, серьезно, мужики. Откуда дичь?

— К Адаму жена приезжала, — продолжал прикалываться Леха.

Аскер внес ясность:

— Вон тот кишлак видите?

Не дальше километра от виноградника действительно стоял кишлачок, который был виден и с нашего бэтээра.

— Ну… — я кажется начал догадываться, но стрельбу бы мы услышали.

— Кишлак — мирный. Грабить нельзя. На КП полка сидят особисты. В случае чего — "Термез, тюрьма номер восемь", как любит говорить Плехов.

— А вы?

— Адам сходил в разведвзвод, взял у земляка АКМС с ПБСом, а мы с Лехой сходили в разведку. А там, за кишлаком, куры пасутся и народу — никого. Щелк-щелк — никто ничего не слышал. Только от затвора звук. Мы похватали тех кур и тягу. Одну сейчас съедим, одна — вам на бакшиш, одна — нам на завтра.

"Не так уж и плохо жить в коммуне".

Леха помыл руки, достал казанок, муку и вскрыл цинкорезом банку сгухи.

— Леха, ты пироги с курицей будешь печь? — спросил я его.

— Нет, — мои мечты о пирогах оказались пустыми, — Я хочу куриную суп-лапшу.

— А сгуха тебе зачем?

— Лапшу делать.

— Она же сладкая будет!

— Не будет, — успокоил он меня, — Я же не всю банку лить буду. Только для цвета, чтоб не на одной воде.

— А морковь у вас есть?

— Все есть. И морковь, и лук, и лавровый лист. Мы обозникам сказали, что два дня пока стоим тут не будем получать котловое. Они нам все продукты в сыром виде оставили. Им же лучше — на одну позицию меньше объезжать.

Мне стало интересно:

— Можно тебе помочь?

— Можно. Я уже помыл руки и больше пачкать их не буду. Я сейчас буду тесто месить, а ты пока протри ресничку и одну ракету, чтоб я смог тесто раскатать и нарезать.

Взяв более-менее чистую тряпку, я на всякий случай протер обе реснички, которыми закрываются лобовые стекла на бэтээрах и одну сигнальную ракету, которая таким образом из боеприпаса была разжалована в скалку.