Второй год

Удивительное животное — человек! Всего несколько дней назад мы были на месте вот этих самых молодых, которых мы сейчас гоняем. Всего несколько дней назад мы были самым угнетаемым сословием в армии — афганскими духами. Над нами стояли офицеры и еще выше офицеров стояли старослужащие, про которых ничего другого мы не думали кроме того, что они — "уроды, суки и козлы". Получить затрещину или кулаком в грудь считалось для нас самым привычным делом и никого из нас не удивляло, что весь наш призыв служит тренажерами для отработки ударов черпаками. Казалось бы, что, пройдя сами через долгие месяцы бесконечных унижений и частых побоев, мы должны были отнесись к молодым более снисходительно и менее беспощадно. Ан нет: не было сейчас на всем свете у этих молодых врагов более лютых, чем мы, чем весь наш призыв "Весна-85". Во что способен превратиться человек под влиянием обстоятельств? В какого зверя? Кто бы мне рассказал год назад, что я буду готов волком грызть такого же пацана как я, одетого в такую же форму как на мне, только за то, что государство призвало его на службу на каких-то полгода позже меня? Феноменальное явление — воинский коллектив! Как многое объединяет наполеоновского капрала, германского ефрейтора, прусского фельдфебеля, русского унтер-офицера и советского сержанта! Всех младших командиров во всех армиях мира роднит сладкое чувство упоения собственной властью над себе подобными. Даже полное ничтожество, получив лычки на погоны, уже может позволить себе радость от того, что положит несколько десятков человек носом в землю или оденет их в противогазы. Как это приятно: наблюдать распростертых подчиненных с высоты своего роста. Даже самый карликовый сержантик будет смотреться выше, чем самый здоровый в роте рядовой, ползущий по-пластунски. Право любого командира сожрать своих подчиненных вместе с ботинками защищает весь уклад армейской жизни. Невыполнение приказа — грубейшее нарушение воинской дисциплины. Нарушение субординации — еще одно грубое нарушение. На подчиненного будет наложено взыскание в соответствии с Дисциплинарным уставом и только потом, во вторую очередь, станут разбираться: дурной приказ был не выполнен или разумный, преступный или правомерный. Обжалование приказа не отменяет его выполнения. Сначала выполни — потом обжалуй. Сперва, по команде уткнись носом в землю, а потом иди жаловаться кому хочешь.

Рота, становись! — скомандовал Рыжий, — На ле-во! Бегом марш.

"Правильно", — одобрил я, — "а то еще простудятся, в мокром-то. Нужно их как следует разогреть".

Полк начинал выходить на зарядку.

В полку на зарядку забивали не так откровенно и безнаказанно как, скажем, в стройбате. Если для дух-состава пехоты зарядка была обязательной, чтобы создать массовость, то дедов никто на нее не выгонял. Кто что может сказать деду? Не хочешь — не делай, хозяин — барин. Но даже деды не игнорировали зарядку полностью. Вроде стоят, курят на спортгородке, беседы ведут, а постой, присмотрись: вон один, откинув бычок, полез на турник, вон второй качается на брусьях, вон еще парочка траки тягает. Не из-под палки, а так — "для себя". Чтоб жиром не заплывать и мышечный тонус поддерживать.

Дедам, конечно, многое позволено. Деды, они — козырные… Но наступит воскресенье, снова будет кросс на три километра по пустыне под веселую музычку. И весь полк знает, что подразделение, показавшее худшее время, всю неделю будет чистить полковые туалеты, а начальник штаба полка подполковник Сафронов отсекает время по последнему. И его не колышет: дед отстал или дембель? Отстал, значит, неделю твоя рота убирает засранные бумажки и сталкивает кучи, наваленные мимо очек.

Из-за тебя.

Из-за твоей слабости и лени.

А как может дед, бегающий хуже всех в роте, что-то указывать молодым? Его поправят, скажут: "ты сперва бегать научись, а потом уже молодыми командуй". Вот и не ленятся деды вставать по утрам на зарядку.

Но кроссы-туалеты, страх потерять дедовские привилегии — это не главное. Не это выгоняет дедов на утренние пробежки.

Полк "ходит на войну".

А война требует выносливости и максимального напряжения сил.

Солдат несет на себе много тяжелого груза: бронежилет, каска, рюкзак или вещмешок — все это весит килограммы. Автомат — он тоже не легче воздуха. Подготовка к операции проводится также тщательно как к полету в космос. Каждый грамм веса на счету. Но как не выверяй, как ни выбрасывай "лишнее", все равно жизненно необходимое весит кил двадцать, а то и больше. И эти двадцать килограмм на операции придется переть на себе. И не по асфальтовой дорожке, а по неровным каменистым тропкам, где и налегке-то — лишь бы пройти. Километр за километром, вверх, вниз, вверх, вниз. С грузом на плечах. Лошадиное здоровье иметь надо, чтобы сдюжить, да и не всякая лошадь залезет туда, где прошел пехотинец.