Второй контакт (Колонизация — 1)

Взгляд на часы на каминной полке - бесшумные, современные электрические, а не громко тикающая модель, которую она знала в юности, - заставил ее рот сморщиться в О смятении. Если бы она не поторопилась, то опоздала бы в университет. Если бы преподаватель-мужчина опоздал на свою лекцию, все предположили бы, что у него есть любовница - и простили бы. Если бы она опоздала на свой, то предположили бы, что у нее есть любовник - и ее могли бы уволить.

Как всегда, она спустила свой велосипед вниз. Она скромно гордилась тем, что ни разу не потеряла его из-за воров. Прожив в Марселе всю свою жизнь, она знала, что ее сограждане - легкомысленные люди. Марсель специализировался на неофициальной торговле с тех пор, как греки основали это место более чем за пятьсот лет до рождения Христа.

Чайки пронзительно кричали над головой, когда она крутила педали на юг по улице Бретей в сторону кампуса, который вырос на нескольких кварталах, разрушенных во время боев между ящерами и войсками правительства Виши. Марсель был одним из немногих мест, где сражались войска Виши, без сомнения, потому, что они, по крайней мере, так же боялись того, что местные сделают с ними, если они этого не сделают, как и того, что ящеры сделают с ними, если они это сделают.

Полицейский в кепи и синей униформе махнул ей рукой, чтобы она переходила улицу Сильвабетт. “Привет, милая”, - позвал он на провансальском диалекте, который он, как и она, считал само собой разумеющимся. “Красивые ножки!”

“Держу пари, ты говоришь это всем девушкам”, - ответила Моник с насмешливым жестом. Полицейский оглушительно расхохотался. Он чертовски хорошо знал, что говорил это всем девушкам. Он был недурен собой. Возможно, из-за этого он трахался раз в год или около того.

С бессознательным мастерством Моник прокладывала себе путь сквозь поток движения велосипедов, легковых автомобилей и грузовиков. Загорелый блондин в полевой серой форме подъехал к ней на мотоцикле. Перекрывая рокот двигателя, он заговорил на парижском французском с немецким акцентом: “Вы направляетесь куда-нибудь особенное?”

Она подумала о том, чтобы притвориться, что не понимает. С настоящим парижанином она могла бы так и поступить. С немцем она не совсем осмелилась. Если бы немцы захотели достаточно сильно, они могли бы привести к несчастью. И поэтому она ответила правду: “Я еду на работу”.

“Ах, так”, сказал он, а затем, вспомнив свой французский, “Quel dommage”. Моник не думала, что это было жалко; она не испытала ничего, кроме облегчения, когда мотоцикл умчался прочь. Поколение смирилось с тем, что она принадлежит немцам как хозяевам Франции, но это не вызвало у нее энтузиазма.

Затем она проехала мимо синагоги на восточной стороне улицы Бретей. Ее окна были закрыты ставнями, дверной проем заколочен, как это было с тех пор, как ушли ящеры и пришли немцы. Возможно, несколько евреев все еще выжили здесь. Если им это удалось, то не из-за недостатка усилий немцев. Моник покачала головой, затем ей пришлось откинуть волосы с глаз. Неудивительно, что так много евреев так хорошо ладили с ящерами.

Как будто мысли об инопланетянах было достаточно, чтобы вызвать их в воображении, она увидела одного из них на тротуаре, оживленно беседующего с французом в серой рубашке без воротника. Возможно, они обсуждали законный бизнес; кое-что из этого делалось и в Марселе. Хотя Моник не поставила бы ничего на то, что не хотела бы потерять на этом.

Она припарковала свой велосипед на стоянке на краю кампуса (который больше походил на ряд многоквартирных домов, чем на настоящий университет), приковала его цепью и дала чаевые охраннику, чтобы он не украл его сам и не сказал, что это сделал кто-то другой. Схватив свой портфель с откидного сиденья, она поспешила в свой класс.

С каждым семестром у нее становилось все больше студентов. Подавляющее большинство составляли французы и женщины, такие же разочарованные настоящим, как и она. Остальные, которые платили свои взносы казначею, как и все остальные, были немцами, расквартированными в окрестностях Марселя. Некоторые из них находились в окрестностях города достаточно долго, чтобы научиться говорить на местном диалекте с гортанным немецким акцентом , а не на стандартном французском, которому их научили бы еще в Фатерланде .

Студенты, как французы, так и немцы, болтали между собой, когда она вошла в зал. Немцы притихли из уважения к ней как к профессору. Французы притихли, потому что они смотрели на ее ноги, как это делал флик. Француженки притихли, потому что размышляли о ее брюках-кюлотах, приятном компромиссе между скромностью и показухой для тех, кто ездит на велосипеде.

Как бы она ни замолчала, она была достаточно рада воспользоваться этим. “Сегодня, - сказала она, - мы продолжим изучать последствия неудачи Августа завоевать Германию, как Цезарь завоевал Галлию”.