Вторжение

Услышав шум спускаемой воды, я вернулась и в ожидании ехидных комментариев встала у зеркала в коридоре, делая вид, что завязываю хвост по-новому, – решила проверить теорию о том, что смуглая кожа не краснеет. Мне вдруг показалось, что мои глаза, темные, вечно прищуренные и большие из-за стекол в очках, похожи на мамины, хоть мама всегда говорила, что я вылитый отец.

Леся про салфетки ничего не сказала, только про мокрый коврик.

– У вас кондиционер сломался? – спросила она. – Дышать нечем…

Смуглая кожа все-таки не краснеет, даже если кажется, что лицо облили бензином и подожгли.

– Посижу в подъезде, там попрохладнее.

– Я включу вентилятор.

Мама бы сказала: «Черт за язык дернул».

– Да уж, – протянула Леся. – Просто dog days…

– Чего?

– Так англичане говорят про знойное лето. Собачьи деньки.

– Почему?

– Потому что от жары собаки сходят с ума и отгрызают себе хвосты.

– Правда?

– Нет, я только что придумала, – рассмеялась Леся, вытряхнула из пачки детского «Орбита» две пластинки и сунула в рот, чтобы перебить запах сигарет.

Подставив лицо пластмассовым лепесткам, бессмысленно гонявшим горячий воздух, она сидела в моей комнате, надувая и лопая розовые пузыри из жвачки, рассказывала про римлян, солнце в созвездии Большого Пса и dies caniculares[25].

Не знаю, почему я предложила ей остаться. Не знаю, почему она осталась. На письменном столе Леся заметила кассеты с курсом английского по методу Илоны Давыдовой. Я призналась, что пробую учить язык самостоятельно, но мои отношения с английским больше похожи на бесконечную попытку уложить непослушные волосы – только пригладишь выбившуюся прядь, как она тут же вылезает в другом месте. У меня не было денег на репетитора, но Леся сказала, что просто подыхает со скуки. Ей, кажется, было все равно, с кем проводить время, но под руку подвернулась именно я.

Мы часами валялись на разложенном диване, поверх махрового покрывала с белыми соляными разводами от пота. Ладно, не мы, я. Я лежала неподвижно, раскинув руки, старалась не шевелиться лишний раз, пока Леся не могла найти себе места: то забиралась на мое кресло и ерзала колесиками по ковру, вращаясь по кругу, то ложилась на пол в поисках прохлады, то подходила к окну, прислонялась к москитной сетке, отчего на лбу оставались квадратные отпечатки, – напоминала мне мотыльков, которые ползали вечерами по обратной стороне, слетаясь на свет. Наверное, когда во всем районе вырубилось электричество, им совсем некуда было лететь.

Мы говорили. Не только о языке.

– Ты так смешно это делаешь.

– Что?

– Ну, сдуваешь челку с глаз.

– Я не замечала.

– Если бы ты отрастила волосы, была бы вылитая Эми Ли.

– Кто?

– Солистка группы Evanescence.

– Не знаю ее…

– Ты что-о-о? Послушай-послушай-послушай.

– Как это переводится? Раз уж у нас урок английского.

– Недолговечность. Мне нравится слово.

– А мне нет.

– На первом курсе я хотела стать готом, даже перекрасилась в брюнетку.

– Не могу представить.

– Найду фотки, покажу. Но мой план оказался провальным. Guess, why?[26] Я не смогла носить черное.

– Почему?

– Из-за себорейного дерматита. Все плечи были в перхоти. Знаешь, что самое смешное? Когда папы не стало, я больше переживала, что нужно надеть траурный наряд на похороны. Поэтому… Я пришла в розовом. Мать была в истерике.

Когда спрашивают: «Знаешь, что самое смешное?», не такую историю ждешь услышать. Но Леся улыбалась. Ее папа – «папа», не «отец» – умер больше года назад. Рак. Леся говорила, что папа должен был родиться ирландцем – он всегда хотел, чтобы на его поминках веселились, но никто, кроме дочери, не принимал его слова всерьез. Наверное, Лесе хотелось быть на него похожей.

Я врала, что мой папа погиб в пожаре. Но я всем так врала, не только Лесе.

– Готы больше не популярны, в моде сейчас эмо, – сказала я.

– А, так вот для чего ты челку отращиваешь! – Леся больно дернула меня за волосы и рассмеялась.

Последние два года в школе она училась на дому из-за каких-то проблем со здоровьем – то ли с желудком, то ли еще с чем. Леся не стала подробно рассказывать, сказала только, что ей даже пришлось полежать в больнице, а после выпуска она сразу уехала в Москву поступать в иняз, так что знакомых в городе у нее почти не осталось, так, пара девчонок, но они то ли уехали куда-то на лето, то ли не хотели брать трубку. Мне кажется, Леся их выдумала. Не хотела признаваться, что больше ей некуда пойти. Поэтому мы часами валялись на разложенном диване вдвоем…