Вурдалакам нет места в раю

Что, правда все? А мою Ярогневу? Ее тоже забуду? Забуду деда, что до сих пор лежит на леднике, не похороненный по-человечески? Князя с княгиней… Их слуг: опытного Нежату, и охочего до девок Коняя. Дыя с лесной братвой, лешего и русалку, болотника Колоброда? Жителей Грязной Хмари? Прижимистого Воропая с Духаней, силача Валуя, толстяка Жихаря, недотепу Пятуню? Лутоху с его святой простотой, в которой спрятана мудрость?

Забуду всех, кого встречал на пути. Это что же, выходит, вся прежняя жизнь пропадет? Ничего от нее не останется?

Но ведь там, на земле, мои близкие погибают. Гремячий дол охватил пожар, а к Ветхому капищу уже подбирается наводнение. Огненный змей пожжет дотла Дикий лес, а вода смоет гарь, и никто из людей не уцелеет. Пропадут все, кого я знал прежде. Пропадет Ярогнева… Я за этим шел сюда? Правда за этим?

Его сапог нащупал порог, за которым открывался новый, волшебный мир. Оттуда уже двигалась череда навьев, чтобы встретить его хлебом-солью. Во главе ее шла Убава, но бывшая навка до того преобразилась, что Горихвост не поверил глазам. Козий хвостик и копытца пропали. Спутанные волосы превратились в золотистую волну, падающую на изящные плечи. Стройная фигура, скрытая праздничным платьем, огромные очи, сияющие от счастья, и настоящая, такая радушная улыбка – хитроумная навка и впрямь стала другой.

Вот она направляется прямо ко мне, вот подносит хлеб-соль на расшитом рушнике… По обычаю я должен отломить краешек, обмакнуть в соль и отведать. Все так радостно на меня смотрят. У всех праздник. И герой этого праздника – я. Не могу же я обмануть такие радужные ожидания. Разве не грех портить праздник?

Род по-своему понял его колебания.

– Ну, чего заробел? – от души рассмеялся владыка. – Ступай, даже не сомневайся.

И прибавил обрядовые слова:

– Забудь все, что было с тобой на земле. Раскройся для новой судьбы. Вступи в вечную жизнь!

Убава не раскрывала рта, но улыбка ее так звала, что сопротивляться не было ни желания, ни сил. Как она молода и прекрасна! Так и пышет красотой вечной жизни. Я что, стану таким же? Разве не здорово?

Род легонько подтолкнул его в спину. Горихвост развернулся, отпрянул назад, и обеими руками пихнул в грудь владыку. Толчок получился настолько резким, что Хранитель ключей шлепнулся на задок, примяв яркие луговые цветы. Навьи замерли в изумлении – до их разума не доходило, как такое возможно.

– Не за этим я шел сюда! – яростно выкрикнул Горихвост. – Не себе счастья искал! Не за райскую блажь позволил распять себя на Миростволе и заставил любимую вспороть мою грудь! Как же вы не поймете? Не за себя я радею, но за близких своих. За лес, за людей, за знакомых и незнакомых – даже за тех, кого знать не знаю. Я был мальчишкой, когда меня силой выгнали из моего мирка. И с тех пор я только и делал, что пытался защитить тот жалкий клочок земли, который у меня еще оставался. Не станет его – не станет моей души. Для кого тогда вечная жизнь?

Уязвленный Род поднялся, глубокие очи его сверкнули, и он загремел, разом становясь грозным и непреклонным:

– Ах ты, мятежник! Смутьян и крамольник! Как ты только посмел поднять руку на горнее божество? И ты спрашивал, почему мы ушли! Да как раз вот поэтому. Все вы, люди – неблагодарные твари. Вы кусаете руку, которая гладит вас. Всякий человек в душе вурдалак – сколько его ни ласкай, он все равно смотрит волком.

– Уж прости меня, государь! – развел Горихвост руками. – Я оскорбить тебя не хотел. Нет у меня к тебе ни обиды, ни зла. Просто пойми меня: я все еще сын Земли!

– Ты сын грязи! – взревел рассерженный Род. – Мирослав! Славомир! Хватайте смутьяна! Мешок ему на голову, и бросайте с края небес вниз, прямо в жерло вулкана! Пусть летит в пекло, раз ему рай не по нраву!

Ворота рая со стуком закрылись, сияние померкло.

На помощь Роду уже спешил Перун. Так вот почему все боятся князя горней дружины! Горихвост сразу понял, что властителя молний лучше не сердить. Далеко внизу, под алмазным куполом небес, небо тут же заволокло облачной дымкой. Тяжелые тучи отгородили небосвод от земли. В густой пелене, налившейся свинцовой тяжестью, сверкнули яркие спицы молний. А ведь Перун еще не брался за свою знаменитую рогатину, которой он орудует похлеще любого бойца!

– Постойте! – выкрикнул Горихвост, протягивая вперед раскрытые ладони. – Не торопитесь сердиться! Послушайте меня хоть немного! Ваш рай чудесен, я о нем и не мечтал. Но прежде спасите Гремячий дол!

– Сам спасай шкуру, щенок! – загремел разъяренный Перун, помогая подняться старейшине.

– Да что же ты будешь делать? – бросил в отчаянии Горихвост. – Почему мы не можем просто потолковать?

– Потому что ты неблагодарная тварь, как и все людишки! – не унимаясь, гремел грозовой государь. – Мироша, Славута, ату его! Взять! Мешок на голову, и прямо вниз, в жерло Дышучей горы!

Двое стражников с готовностью бросились исполнять повеленье хозяина. Высокий Славута накинулся со спины и скрутил Горихвосту руки, а толстый Мироша попытался набросить мешок ему на макушку.

– Что? Опять бьют? Да когда ж это кончится? – с обидой вскричал Горихвост.