Вурдалакам нет места в раю

– В нашу последнюю встречу сказал Дедослав, что нет способа избавить Гремячий дол от надвигающейся беды, кроме как позвать на помощь богов. Но до богов нынче не докричишься, они больше не слушают наших молитв. Вот он мне и присоветовал написать им письмецо. Да отослать его с вещей птицей. А подманить птицу не так-то просто. Нужно поставить ей угощенье, какое она любит. Ты и сам видел: лицо у нее, как у бабы. А рук нет, одни крылья. Ну-ка, попробуй, раздобудь себе пропитание, когда ни птичьего клюва, ни человечьей хватки. А какая еда ей нужна – ты и сам догадаешься. Ведь и сам ты – хоть в длаке, хоть нет, не можешь обойтись без хлеба. А Диве и меду охота, и молочка.

– Вот ты на вранье и попался! – завелся Горихвост. – Нет у тебя никакого письма!

– Еще как есть! Ты его чуть не сломал.

Лутоха поднял с земли дощечку и протянул Горихвосту. Тот стер рукавом комья грязи, поднес поближе к огню и прочитал неровные буквы, нацарапанные ножом:

«Зло наступает. Грядет конец света. Придите и помогите».

Искра от костра пролетела сквозь дырочку от сучка, из которой торчал обрывок шнурка, и погасла на переметной суме вурдалака.

– Вишь, я к ноге привязать собирался, – пояснил оборванец. – А ты влез и вспугнул ее. Плакала наша надежда.

У Горихвоста опустились руки. Он вернул юродивому дощечку и проговорил:

– Может, она вернется?

– Вернется, как же! – передразнил Лутоха. – Птицы из Заоблачного края так пугливы, что даже один раз увидеть их – неслыханная удача. Второго раза можешь не ждать.

– А другой способ передать письмо есть?

– Об этом и я говорил с Дедославом. Сказал: если другого пути нет – то я сам отправлюсь на небо и передам письмецо. А он мне: «И думать не смей! В Горний мир подниматься умеют лишь опытные волхвы. А простой смертный может попасть к богам, только скончавшись. Волхв поопытней, может, еще и вернется. А простой человек – никогда».

– То есть живым туда не попасть?

– Выходит, что так.

– Почему же тогда Дедослав сам не позвал богов?

– Он в них не верил. Рассказывал, что поднимался туда, к ним, в Заоблачный край. Так вот – там нет никого.

– Что значит «нет»?

– Они вправду ушли. Никого не осталось. След простыл. Пуст Серебряный город!

– Тогда кому ты писал свое деревянное письмецо?

Лутоха вздохнул и потрепал Горихвоста по плечу.

– Я же юродивый! – как ребенку, объяснил он. – Мне законы не писаны. Что хочу, то творю.

– Убедительно, – согласился с ним Горихвост.

Лутоха искательно заглянул ему в глаза и осторожно спросил:

– Скажи, а дед твой правда умел подниматься на небо?

– Он много чего умел. Он был великим волхвом, – неохотно сказал Горихвост.

– А ты? Ты туда можешь подняться?

– Я всего лишь вурдалак.

– Разве в детстве он не учил тебя?

– Он учил моего отца. Тот научил бы меня. Но пришли злые люди. Отца с матерью убили. Меня выгнали в лес. Так род великих волхвов и пресекся.

– Выходит, ошибки уже не исправишь, – безнадежно развел руками Лутоха. – Остается одно: встретить судьбу, какой бы она ни была.

– Я судьбы ждать не собираюсь, – резко возразил Горихвост. – Убийцу деда поймаю и отомщу, и никакая судьба его не спасет.

– Что ж, милость небесная тебе в помощь, – вздохнул Лутоха, и отправился собирать остатки рассыпанной еды.

Чтобы занять руки, Горихвост принялся чистить длаку от рвоты, вина и грязи, но никакое занятие не могло отвлечь его от тягостных мыслей о зловещем пророчестве. Стоило вспомнить, что напела птица, как его передергивало, кожа покрывалась пупырышками, а на лбу появлялась испарина.

Лутоха вернулся с перепачканной чарой и остатками калачей, заглянул Горихвосту в глаза и спросил:

– Похоже, отрава еще не прошла. На-ка, попей молочка. Тут немного осталось. И хлебушка поешь. Сейчас я куличик почищу. Если верхний краешек соскрести, то середка еще будет чистенькой.

Горихвост с подозрением посмотрел, как Лутоха грязными пальцами соскребает с кулича поджаристую корочку с налипшей землей, принял очищенную сердцевину и подумал: «Ладно, не будем привередничать. В Диком лесу и не такое есть приходилось…» Запил сладкое тесто молоком, и почувствовал, что ему вроде как полегчало.

Лутоха сунул горбатый нос в чару и радостно воскликнул:

– Какая удача! На донышке еще что-то плещется!

– Ну так напейся, – посоветовал вурдалак.

– Какой же ты лох! – с сердцем ответил юродивый. – Это заморская романея. Такое питье не для наших краев. Я приберег его для богов. Сейчас отхлебнем по глоточку, и, может быть, они выпьют с нами…

Горихвост покачал головой. Если у человека на чердаке непорядок, то уборщика звать уже поздно. Лутоха меж тем окурил чару горящей сосновой веткой, нашептал пару заговоров и сделал долгий, со вкусом, глоток. Затем протянул сосуд вурдалаку и напомнил:

– Все не пей. Только чуть-чуть.

Горихвост хлебнул кисловато-сладкого вина, которое в сгустившейся темноте можно было принять за кровь, и с размаху хлопнул себя по лбу:

– Вспомнил! А я-то думаю: где я мог ее видеть! Владыки мира, сколько же лет прошло!

Юродивый с удивлением поглядел на него: настала его очередь теряться в догадках.