Читаем Введение в философию желания полностью

В книге Бергсона множество неясностей. Если инстинкт – достояние природы и жизни, то, как следует из теории самого французского философа, он должен создавать «напряжение» и побуждать человека противостоять косной и инертной материи. Но ведь интеллект – тоже порождение жизни. Не понятно, кто же виноват в том, что человек действует, а не созерцает? Путаница эта порождена ошибочным представлением о том, что инстинкт должен непременно противостоять интеллекту, что интеллект есть вещь мертвая и противоестественная. Вторая ошибка – попытка свести духовное к психическому. Третья – не владение понятием личность. Бергсон не видит связи между свободой, творчеством, с одной стороны, и личностью, с другой. Тем самым свобода и творчества жизненного порыва лишь декларируется, не получая должного обоснования. Оптимистичная по общему тону, работа Бергсона оказывается пессимистичной по тем выводам, к которым придет всякий внимательно ее изучивший. Интеллекту не дано то, к чему он стремится, а инстинкт никогда не станет стремиться к тому, что только ему одному дано. Чтобы слиться с длительностью, нужно, по сути, отказаться от «рацио» и «личности» и предоставить «жизненному порыву» творить нами, познавая свободу и творчество как бы «со стороны». Подобная мысль встречается и у М. Шелера (См.: Шелер М. Положение человека в космосе // Проблема человека в западной философии. – М.: Прогресс, 1988. – С. 31–95), который также указывает на проблему несоответствия основных принципов человеческого бытия – могущественного, но слепого жизненного «порыва» и всепостигающего, но бессильного духа.

Уличая в слабости интеллект, не поднять авторитет инстинкта. Бергсону не удалось найти решения проблемы «разорванного» человека. Одна из причин того – использование понятий, сформировавшихся в рамках философии классической рациональности. Философия целостного человека нуждается в понятиях, которые бы с самого начала определяли человека как нечто принципиально целостное и единое. Проблема не в том, что человек не может, но скорее в том, что он не хочет быть свободным и целостным (или, что точнее, не умеет хотеть быть целостным и свободным).

Несмотря на указанные недостатки, в работе Бергсона есть важные идеи и догадки: (1) идея существования функционально различных причин; (2) идея «вихревых движений» внутри жизненного порыва, наличия «конфликтующих потоков» в общем течении жизни, представление жизненного порыва как противоречия; (3) представление эволюции в форме времени, а не пространства; (4) определение жизни как стремления, творческой активности, усилия и противостояния; (5) мысль о существовании функционально различных желаний.

Желание – не «толчок», хотя количество и качество причины влияют на количество и качество вызванного ею действия, но желание, в отличие от толчка, не прекращается после того, как подтолкнуло действие, а остается в нем влияя на его количество и качество. Желание – не «разряд», при котором ни количество, ни качество действия не меняются с количеством и качеством причины. Но желание и не «развертывание», где лишь количество причины важно для действия, но качество причины не влияет на качество действия. Сфера идеального, сверхбытийного влечет нас к себе, а не «подталкивает в спину», как то с потребностью, сферой физического, материального, бытийного. С другой стороны, в желании действительно присутствует творчество и неожиданное.

Желание как «ненасытность различения» (Лакан)

Желание у Лакана имеет отношение лишь к речи, дискурсу желающего и к тем требованиям, которые этот дискурс предъявляет к субъекту желания[72]. Чувства, эмоции, переживания подчинены дискурсу и представляют собой реакцию на представляемое в речи и речью желание.

Если Фрейд определяет сексуальные желания как данные изначально, то Лакан всегда смотрит на них, как на результаты «работы» языка и лингвистических процессов. Лакан отказывается определять желание как нечто реальное, биологически детерминированное или натуральное. Если у Фрейда Другой – это психоаналитик, который нужен для того, чтобы извлечь уже существующее желание из недр подсознания, то у Лакана Другой – это любой Другой. Желание при этом – функция или эффект присутствия Другого. Если бы Другого не было, – не было бы и желания. Нужда, запрос (требование) и желание у Лакана – понятия, с помощью которых он различает формы упорядоченности человеческого существования. Нужда относится им к реальному, запрос к воображаемому, а желание – к символическому. Развитие ребенка от «нужды» к «запросу» и «желанию» соответствует его выходу из «реального» в «воображаемое» и «символическое».

Перейти на страницу:

Похожие книги

Homo ludens
Homo ludens

Сборник посвящен Зиновию Паперному (1919–1996), известному литературоведу, автору популярных книг о В. Маяковском, А. Чехове, М. Светлове. Литературной Москве 1950-70-х годов он был известен скорее как автор пародий, сатирических стихов и песен, распространяемых в самиздате. Уникальное чувство юмора делало Паперного желанным гостем дружеских застолий, где его точные и язвительные остроты создавали атмосферу свободомыслия. Это же чувство юмора в конце концов привело к конфликту с властью, он был исключен из партии, и ему грозило увольнение с работы, к счастью, не состоявшееся – эта история подробно рассказана в комментариях его сына. В книгу включены воспоминания о Зиновии Паперном, его собственные мемуары и пародии, а также его послания и посвящения друзьям. Среди героев книги, друзей и знакомых З. Паперного, – И. Андроников, К. Чуковский, С. Маршак, Ю. Любимов, Л. Утесов, А. Райкин и многие другие.

Зиновий Самойлович Паперный , Йохан Хейзинга , Коллектив авторов , пїЅпїЅпїЅпїЅпїЅ пїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅ

Биографии и Мемуары / Культурология / Философия / Образование и наука / Документальное
Иисус Неизвестный
Иисус Неизвестный

Дмитрий Мережковский вошел в литературу как поэт и переводчик, пробовал себя как критик и драматург, огромную популярность снискали его трилогия «Христос и Антихрист», исследования «Лев Толстой и Достоевский» и «Гоголь и черт» (1906). Но всю жизнь он находился в поисках той окончательной формы, в которую можно было бы облечь собственные философские идеи. Мережковский был убежден, что Евангелие не было правильно прочитано и Иисус не был понят, что за Ветхим и Новым Заветом человечество ждет Третий Завет, Царство Духа. Он искал в мировой и русской истории, творчестве русских писателей подтверждение тому, что это новое Царство грядет, что будущее подает нынешнему свои знаки о будущем Конце и преображении. И если взглянуть на творческий путь писателя, видно, что он весь устремлен к книге «Иисус Неизвестный», должен был ею завершиться, стать той вершиной, к которой он шел долго и упорно.

Дмитрий Сергеевич Мережковский

Философия / Религия, религиозная литература / Религия / Эзотерика / Образование и наука