Читаем Введение в философию желания полностью

Анализ работ Ж. Бодрийяра «Идеологический генезис потребностей», «Потребление как логика значений», «Потребление как структура обмена и дифференциации», «Система потребностей и потребления как система производительных сил», «Об осуществлении желания в меновой стоимости»[75] показывает, что французский ученый не видит принципиальной разницы между желанием и потребностью. И дело даже не в том, что он часто использует их как синонимы. Просто, подобно Лакану, Ж. Бодрийяр считает, что желания осуществляются в знаках, и даже вещи – предметы покупки, продажи и потребления – не более чем знаки. Потребление при этом понимается как «виртуальная целостность всех вещей и сообщений, составляющих более или менее связный дискурс», в котором все элементы структуры потребностей (пища, одежда, жилье, информация) организуются в единую знаковую субстанцию (Бодрийяр, 2003, с. 132). Потребление – операции системного и достаточно последовательного манипулирования знаками. Знаками становятся все, в том числе и люди. Не трудно узнать мысль Гваттари и Делеза в утверждении Бодрийяра о том, что не потребности являются основанием для производства товаров, а наоборот – «машина производства и потребления» производит потребности. При этом в акте потребления потребляются не товары, а вся система объектов как знаковая структура. Философ считает, что нет индивидуальных желаний и потребностей, но есть лишь машины производства желаний, заставляющие наслаждаться, эксплуатирующие наши центры наслаждения. Субъект здесь вынужден конструировать себя как объект[76]. Места в социальной иерархии означены владением вещами определенного класса. Философ настаивает на том, что в «экстазе коммуникации» уничтожаются такие категории, как «субъект», «причинность», «время», «пространство», «целеполагание»[77].

В работе «Соблазн» Ж. Бодрийяр прямо противопоставляет два феномена – желание и соблазн. Правда, анализ терминаций показывает, что на самом деле французский философ противопоставляет соблазн и сексуальную потребность, соблазн и жесткий детерминизм природной необходимости. В то же время, многие смыслы и значения, которые Бодрийяр приписывает соблазну, являются близкими смыслам и значениям используемой мною категории желания[78].

Желание – потребность Бодрийяра олицетворяет собой «закон», «разум» «власть», «свободу», «веру», «реальность», «социальность», «смысл», «срок», но, с другой стороны, – коль скоро оно есть «полярное отношение» со свойственным ему диалектическим противоречием, – «либидо», «удовольствие», «естественность», «экономию», «природу», а также «судьбу» и «действие трансцендентных сил» (с. 177). Оно также сравнивает желание с «броуновским движением», видит в нем грубую и неотвратимую, определенную и очевидную «механику и физику плоти» (с. 180). Основной строй желания – «становление» и «направленность к цели».

В отличие от желания, соблазн олицетворяет собой «правило», «ритуальность», «искусственность», «культуру». Вместо «срока» и «цели» – «вечное возвращение» и «бесконечная обратимость». Вместо жесткой необходимости – «произвольность» и «уговор». Соблазн – это «растрата», «игра», «гиперреальность» в противоположность «производству» желания. Соблазн аморален, поскольку это – «чистая страсть», в пламени которой утрачивается различие между сознательным и бессознательным, свободным и несвободным. Здесь нет места вере, а только – «вызову» и «провокации». В соблазне все – риск и выставление на кон жизни, тогда как желание – требование самой жизни. Соблазн – «тайна», желание – «очевидность».

Желание – достояние «мужского» («порядок», «фаллос», «анатомия» «оргазм», «власть»). Соблазн – олицетворение «женственности» и женского вне зависимости от реального пола субъекта. При этом соблазн олицетворяет «господство над символической вселенной», власть – «господство над вселенной реальной». Желание этично, тогда как соблазн эстетичен. Желание определенно, знает своего субъекта и то, что составляет его благо. Соблазн разрушает субъекта или не позволяет ему состояться как определенному и целому.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Homo ludens
Homo ludens

Сборник посвящен Зиновию Паперному (1919–1996), известному литературоведу, автору популярных книг о В. Маяковском, А. Чехове, М. Светлове. Литературной Москве 1950-70-х годов он был известен скорее как автор пародий, сатирических стихов и песен, распространяемых в самиздате. Уникальное чувство юмора делало Паперного желанным гостем дружеских застолий, где его точные и язвительные остроты создавали атмосферу свободомыслия. Это же чувство юмора в конце концов привело к конфликту с властью, он был исключен из партии, и ему грозило увольнение с работы, к счастью, не состоявшееся – эта история подробно рассказана в комментариях его сына. В книгу включены воспоминания о Зиновии Паперном, его собственные мемуары и пародии, а также его послания и посвящения друзьям. Среди героев книги, друзей и знакомых З. Паперного, – И. Андроников, К. Чуковский, С. Маршак, Ю. Любимов, Л. Утесов, А. Райкин и многие другие.

Зиновий Самойлович Паперный , Йохан Хейзинга , Коллектив авторов , пїЅпїЅпїЅпїЅпїЅ пїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅ

Биографии и Мемуары / Культурология / Философия / Образование и наука / Документальное
Иисус Неизвестный
Иисус Неизвестный

Дмитрий Мережковский вошел в литературу как поэт и переводчик, пробовал себя как критик и драматург, огромную популярность снискали его трилогия «Христос и Антихрист», исследования «Лев Толстой и Достоевский» и «Гоголь и черт» (1906). Но всю жизнь он находился в поисках той окончательной формы, в которую можно было бы облечь собственные философские идеи. Мережковский был убежден, что Евангелие не было правильно прочитано и Иисус не был понят, что за Ветхим и Новым Заветом человечество ждет Третий Завет, Царство Духа. Он искал в мировой и русской истории, творчестве русских писателей подтверждение тому, что это новое Царство грядет, что будущее подает нынешнему свои знаки о будущем Конце и преображении. И если взглянуть на творческий путь писателя, видно, что он весь устремлен к книге «Иисус Неизвестный», должен был ею завершиться, стать той вершиной, к которой он шел долго и упорно.

Дмитрий Сергеевич Мережковский

Философия / Религия, религиозная литература / Религия / Эзотерика / Образование и наука