Введение в философию желания

В Ницше и философии[79], Делез фокусирует свое внимание на связи между желанием и волей к власти, и, идя от указания на продуктивность её активных и реактивных сил, приходит к заключению о продуктивности желания. Во всех последующих работах, и особенно в Капитализме и шизофрении, он прямо выступает против представления о желании как недостатке/нехватке[80]. В Капитализме и шизофрении желание представлено как перевод воли к власти Ницше на язык функционализма. Это становится возможным после решительного расставания с фрейдовским представлением желания как желания-единичности. У Делеза и Гваттари речь идет о желании-ансамбле (assembling, assembled desire) подобно тому, как Фуко говорил о власти, представленной в виде паутины властных отношений, разрастающихся в дискурсивных практиках и социальных системах. Ансамбль желаний становится некой «машиной», функциональным соединением желающей воли и желаемого объекта. Избегая характерной для психоанализа персонификации/субъективизации желания, Делез и Гваттари стремятся показать тем самым, что желание и объект желания возникают вместе. Желание это не состояние, вызываемое в субъекте отсутствием объекта. Нет, и не может быть объекта желания без «желающего» сознания создать объект как желаемый. В отличие от феноменологии, здесь нет никакой онтологической проблемы с определением идеального статуса «noematic desideratum»: предшествовал или нет желанию объект, желание производит его как желаемый в рамках социальной сферы, тем более что желание всегда находится в этой сфере в рабочем состоянии, вечно производя свои объекты. «Есть только желание и социум, больше ничего», – говорят философы в Капитализме и шизофрении (Ibid, р. 29). Всякая инвестиция, сексуальная или какая-либо еще – социальна. Именно потому, что сексуальность – повсюду, о ней не стоит говорить как о чем-то особом, обособленном от социальности, ведь всякое социальное действие представляет собой возбуждение («arousal») (Ibid, р. 293).

Желание у Делеза и Гваттари – производитель реальных продуктов. При этом реальность понимается не только как физическая. Желание – «пассивный синтез», «организующий частичные объекты, тела и силовые потоки… Желание ни в чем не нуждается; оно не нуждается в своих объектах. Оно скорее есть субъект, утрачиваемый в нем» (Ibid, р. 26). В «производстве бессознательного» объект реален, не остается места лишь «фиксированному субъекту». Но коль скоро нет различия между процессом производства и продуктом, то нет и различия между желанием и объектом желания. Поэтому «желание – это машина, в которой объект желания является другой машиной, присоединенной к ней» (Ibid, р. 34), машиной первой машины. Чтобы стать «продуктом», нечто должно быть отделено от процесса производства, освободив, таким образом, место, residuum, для «номадического субъекта», субъекта, лишенного «зафиксированности».

«Детерриториализация» желания-производства возможна потому, что желание по своей природе социально и склонно к свободе лишь только в конце (при определенных условиях социальное производство выводится именно из желания-производства) (Ibid, р. 33). Тело без органов, некое глобальное тело, и есть такой residuum детерриториализированного общества, стремление которого кодифицировать и регулировать потоки желания, дестабилизирует само это общество (Ibid, р. 33).