По счастливой случайности (а возможно, благодаря тому, что о них позаботился Пан) всем троим гномам удалось выскочить из лодки, когда на неё напала щука. Ещё бóльшей удачей было то, что мачта лодки встала поперёк пасти кровожадной рыбы, и та не могла пошевелить челюстями, усеянными острыми как иглы зубами. Щука была бы рада проглотить троих гномов, но не могла; выпучив свирепые глаза, она билась и металась, словно огромный кит, вспенивала воду полосатым хвостом и в бессильной ярости взметала фонтаны брызг во все стороны.
Меум тем временем схватил Вьюнка за шиворот и вытащил его на берег, а Тысячелист уже выбрался на сушу невредимым, так что гномы относительно легко отделались, хотя были на волосок от гибели.
Вода неподалёку от берега продолжала крутиться в водоворотах и бурлить, потому что чудовищная рыбина безуспешно пыталась избавиться от распорки, которая не давала захлопнуться её ненасытным челюстям.
Но гномы не стали смотреть, чем кончится для щуки это происшествие. Они поспешили укрыться в зарослях будры и через несколько мгновений вновь оказались на месте своего старого лагеря.
– Что ж, – весьма мрачно сказал Вьюнок после того, как гномы развели костёр и обсушились, – вот мы и вернулись на этот гадкий необитаемый остров; мы застрянем здесь надолго, если хотите знать моё мнение. Единственное, что у нас осталось – это спальные мешки (они всплыли, когда коракл перевернулся), и у нас больше нет лески для рыбалки, а если бы и была, толку от неё немного. У нас нет лодки, нет мёда, из еды здесь остались только мидии, а меня уже мутит от одного их вида. Если мы продолжим питаться ими, у нас начнётся цинга; моряки часто болеют цингой. Никогда ещё я не видел такого пустынного, такого гадкого необитаемого острова! И если сэр Цапля или кто-нибудь подобный ему не появится здесь в ближайшие дни, можно считать, что мы основательно влипли.
И Вьюнок в сердцах пнул камень здоровой ногой.
– А я думаю, мы должны радоваться тому, что не оказались в желудке акулы, – заметил Меум с облегчением в голосе.
– Хорошо сказано, – отозвался Тысячелист, – мы должны быть благодарны судьбе за все эти небольшие милости. Удача снова улыбнётся нам, попомните моё слово.
Но в глубине души Тысячелист не слишком в это верил.
– Мы останемся здесь до первых заморозков, если хотите знать моё мнение, – глухо проговорил Вьюнок, – а потом умрём от холода.
– Но ведь озеро может замёрзнуть, – радостно заметил Меум, – и тогда мы сможем дойти до большой земли пешком.
– Да, и потом топать пешком до Дубовой заводи, – насмешливо ответил Вьюнок, – без еды, без тёплой одежды, – нам даже ночевать будет негде, разве что в снегу, – очень разумное предложение!
Очевидно было, что с Вьюнком, пока он находился в таком настроении, лучше не спорить, поэтому его товарищи мудро промолчали.
Всё, что им оставалось, – это ждать и надеяться на счастливый случай или на то, что кто-нибудь из их друзей донесёт весть об бедственном положении гномов до выдр или до других обитателей ручья. Гномы знали, что звери и птицы, живущие по берегам ручья, свернут горы ради того, чтобы их спасти, лишь бы кто-нибудь сообщил им о случившемся.
На следующий день гномы тщательно осмотрели остров в поисках каких-нибудь скрытых источников пищи. Окажись они здесь пораньше, гномы смогли бы найти птичьи яйца, но почти весь пернатый народ – даже пищухи – уже улетел, оставив после себя лишь пустые гнезда.
Несколько молодых ласточек по-прежнему кружились над ивой, но они были так заняты подготовкой к предстоящему перелёту на юг, что даже не соизволили обратить на гномов внимание.
По правде говоря, положение и в самом деле выглядело угрожающим. Рацион из одних мидий подорвал здоровье гномов, а Вьюнок так ослаб, что едва мог передвигаться. Он целыми днями лежал в хижине, закутавшись в спальный мешок. На всём острове нельзя было сыскать ни одной ягодки. Тысячелист, осматривая южную окраину острова, нашёл несколько незрелых орехов, которые тут же были съедены.
Замечательная осенняя погода, казалось, старалась искупить все свалившиеся на гномов неприятности; солнечный свет изменился, он стал более мягким и серебристым, в отличие от золотистого света летнего солнца. Каким-то чудесным образом на каждом листике и кусте появилась паутина, похожая на серебряные гамаки, которые развесили, чтобы собирать утреннюю росу; из неё были сплетены причудливые узоры, которые длинными шелковистыми канатиками крепились к веточкам и листикам. Кроны высоких тополей засверкали жёлтыми пятнами, а с дальнего берега озера доносилось стрекотание жаток и сноповязалок[21]
, работающих в полях. Гномы могли разглядеть маленькие фигурки людей – они собирали снопы в аккуратные копны, подготавливая их к погрузке на телеги и вывозу на гумно[22].