Выбор

Полицаи переделали. В результате он оказался ещё сильнее выгнутым на лавке. Опуская ноги он сам выворачивал себе руки, а пытаясь облегчить боль в руках, тянул на себя ноги. Виктор подумал, что переживёт. Ведь бить его в такой позе было не особо удобно. И снова ошибся. Бить его сейчас и не собирались.

– Не надумал? – Соликовский поднял его голову за подбородок, – Говори, пока ещё можешь, – он усмехнулся, – Вопрос всё тот же. Кто комиссар? Ты? Или я ошибаюсь? Если так, назови мне имя. Кто комиссар «Молота»?

Не получив ответа, начальник переставил керосинку куда-то назад, ближе к ногам Виктора, разжёг её. Один из подручных подал блюдце с иглами, тот взял его и пошёл к ногам пленника, а Виктор подумал, что сейчас повторится то, что делали с левой рукой, только с ногами. На этот раз он не ошибся. Начальник накалил иглу и медленно загнал её под ноготь большого пальца на левой ноге комиссара. Виктор орал от боли, дергался, выворачивая сам себе руки…

Прежде, чем каждый палец его ног получил по раскалённой игле, Виктора несколько раз отливали водой. Соликовский повторял один и тот же вопрос перед каждой иглой, но он молчал. Тогда пытку усложнили. Начальник по-прежнему загонял иглы в его пальцы, а один из полицаев взял раскалённый прут. Когда Виктор качнулся, инстинктивно пытаясь увернуться от острия, жалящего палец, он подставил прут перед его грудью. Вывернутые руки потребовали вернуться назад и Виктор сам лёг грудью на раскалённый металл. От его крика, казалось упадут стены…

В этот момент второй подручный присоединился к пытке. Он встал с таким же прутом с другой стороны лавки и, когда следующая игла вошла в палец, они одновременно зажали его тело между пульсирующими алым прутами. Грудь и спина. Его будто сжали в огромных пылающих щипцах. Тело, повинуясь инстинкту, дёрнулось, пытаясь выпрямить ноги, выкручивая руки из суставов. Верёвка, соединяющая связанные локтями руки с ногами, сделала его своим собственным палачом. Дёргаясь от боли, комиссар пытал сам себя на дыбе. Виктор захлебнулся криком, потерял сознание.

Светозар стоял рядом с лавкой, на которой мучили Виктора. Смотрел, как жгут его грудь и спину, как иглы вынимают, потом снова вгоняют ему под ногти, превращая пальцы ног в кровавое месиво. Смотрел и радовался, что попросил Марию сделать так, чтобы он не касался ни Светослава, ни па. Он ненавидел полицаев так сильно, что казалось эта ненависть могла убить…

Вернулся из Поля он бледным, словно полотно.

– Как ты, милый? – Мария ласково погладила его по голове, – Может, хватит? Остановимся? – она посмотрела на мужа, ища у него поддержки, – Свет, ведь можно же остановиться.

– Конечно, можно, – Светослав печально покачал головой, – Но это решать не мне и не тебе, девочка. Светозар должен решить это сам. Ему выбирать. Ну, или Любомиру.

– Нет, – Любомир смахнул невольные слёзы, – Выбирать Светозару. Да, когда разрешал это я не думал, насколько там всё… так… – он не мог подобрать подходящего слова, чтобы назвать то, что они сейчас видели.

– Так останови это! – Мария коснулась его руки, – Виктор хороший человек. И Правда о нём и о том, что с ним сделали нужна, конечно… Но не такой ценой! – она посмотрела на Светозара, – Не ценой такой боли для твоего сына!

– Нет, Мария, па не станет запрещать мне, – голос Светозара был хриплым от сдерживаемых слёз, – Это очень страшно… Вы все были правы, вы предупреждали меня. И я вам верил, но тоже не думал, что всё так… безжалостно… Они ведь тоже люди, у них есть матери, наверняка, есть дети. И они способны делать такое с человеком… Ему ведь всего восемнадцать лет.

– Развязать и в камеру? – подчинённый стоял рядом с лавкой, на которой, всё так же выгнутым, лежал без сознания комиссар.

– Нет, – Соликовский посмотрел на него, – Оставьте здесь. Не развязывать. Пусть так и будет пока. Мы ещё не закончили. Если сам не очнётся, приведите в чувство через час и меня позовите, – полицай кивнул и он ушёл.

Минут через сорок Виктор очнулся, застонал. Попытался пошевелиться, плечи пронзила острая боль и он понял, что всё ещё связан и всё ещё там, где его пытали.

Выполняя приказ начальства, полицай доложил, что пленник пришёл в себя. Соликовский кивнул и отправился в пыточную.

– Ну? Не надумал? – он взялся за верёвку, соединяющую его ноги с руками, и резко потянул вверх, заставляя Виктора вскрикнуть, – Молчишь. Ладно, – он отпустил его, подошёл к подручным, – На крюк его, за руки. И притащите стол, – глянул на пленника, что-то прикидывая, и вышел.

Виктора развязали, поставили на ноги. Он покачнулся. Стоять было безумно больно, ноги дрожали и подламывались. Один из полицаев подхватил его подмышки и держал, пока другой снова связывал впереди руки. Потом они его приподняли, накинули верёвку на уже знакомый крюк в потолке и Виктор повис сантиметрах в двадцати от пола. С искалеченных ног тут же закапала кровь.