Выбор

– Спасибо, – голос звучал глухо от почти постоянного крика.

– Витенька… я думал, они тебя убили…

– Могли, – согласился он, осторожно переворачиваясь на спину, застонал, – Очень стараются, но я живучий.

Он не стал говорить перепуганному мужчине, что давно уже идет на каждый допрос, как на последний. Тело его, казалось, видело уже все варианты издевательств из арсенала Соликовского и его подручных. Боль стала привычной и ожидаемой. Теперь переживёт он очередную пытку или нет зависело лишь от его сердца. Но сердце выдерживало, никак не хотело останавливаться, и Виктора продолжали мучить. Тем более, что Соликовский нашёл для него новую пытку, насилуя и избивая у него на глазах девушек.

Светослав начал было снова проматывать Поле, но мальчик вдруг остановил его.

– Что он делает, дедушка?

Старейшина присмотрелся и понял, что Светозар прав. Он подсветил камеру. Тогда они увидели, что комиссар что-то пишет на стене под которой лежит. Мальчик, а за ним и взрослые, вышли на середину камеры. Виктор макал пальцы в свою кровь и выводил на стене буквы. Когда он закончил, Светослав сделал свет ярче. Они увидели на стене два слова, пылающие алым цветом крови.

«Смерти нет» – написал комиссар.

Через три часа он опять нагой и связанный висел на крюке и смотрел, как твари издеваются над другой девушкой. В этот раз ему не задавали вопросов, сразу стали рвать с неё одежду, потащили к столу. Она отбивалась дольше первой. Полицаи смеялись, тискали её пока не надоело. Тогда привязали, стали насиловать по очереди. Тот, кто был свободен бил розгами. Когда отключилась, отлили и снова по кругу.

Про него они будто забыли. Виктор не понимал, зачем всё это, если не задать ни единого вопроса. А потом понял. Все они были пьяны. От этого стало намного страшнее. Они и трезвыми были, словно звери, а уж пьяные…

Соликовский вспомнил о нём, когда жертву насиловали черенком от лопаты. Начальник взял любимую плеть, несколько раз ударил его. Острое металлическое жало сильно впивалось в тело, заставляя Виктора кричать и дёргаться. Один из ударов пришёлся по бёдрам и металл укусил его почти между ног, выбивая из лёгких Виктора особенно сильный крик. Начальник удовлетворённо улыбнулся, оставил его, подошёл к столу.

– Чего это она у вас не орёт? – плеть была всё ещё у него в руках и он ударил девушку, – Отлейте, идиоты. Она ж отключилась.

Они так и сделали, потом все отошли к столу с «инструментами». Раньше они тоже туда отходили, но он не задумывался зачем. Сейчас, когда они ушли туда все трое, стало понятно для чего. Там стояла бутыль самогона. Палачи ходили туда догоняться, когда действие спиртного ослабевало…

Девушка начала шевелиться, застонала и они тут же вернулись. Соликовский, наконец, вспомнил, что это допрос, повторил ему свои вопросы, получил всё то же молчание в ответ и они опять занялись девушкой.

После очередной порции насилия и избиений, один из полицаев облил её грудь самогонкой и поджёг… Спирт выгорел быстро, плоть гореть не желала, но вопль девушки заставил вздрогнуть даже немцев, стоявших в оцеплении вокруг тюрьмы. С тех пор, как начались пытки «Молота» внутрь заходили только немецкие начальники. Они смотрели, как «работают» полицаи, цокали языками и уходили.

– Не горит… – полицай разочаровано смотрел на обожжённую грудь девушки.

– Ну, да. Она ж мокрая, – заржал другой, имея ввиду, что кровь гасит огонь.

– Александрыч, можно отрежу от неё кусок?

– Погоди, – Соликовский, чуть покачиваясь, шагнул к Виктору, – Может, он всё же заговорит. Ну? – он ткнул его кулаком, заставив охнуть, – Будешь говорить? – Виктор молчал, – Говори!

– Я не знаю, что сказать… – устало выдохнул он.

– Хм… – начальник взял в руки небольшую плётку, – Напомнить? – резко ударил Виктора в районе бёдер, заставляя вскрикнуть, – Ладно, – новый удар и новый крик комиссара, – Мне нужны фамилии и адреса членов вашего чёртова «Молота». Кто начальство, явки, пароли… – ещё удар, крик, – Что там ещё у подпольщиков бывает? – он на мгновение остановился, но тут же снова ударил его, – Не важно, выкладывай всё, что знаешь, – замахнулся чуть шире, плётка свистнула и впилась в тело Виктора, – Говори!

Последний удар оказался особенно сильным и пришёлся по наиболее болезненной части его тела, почти лишая Виктора сознания.

– Комиссар я… – тихо сказал он, переводя дыхание после удара.

– Это ты уже говорил, – новый удар заставил дёрнуться избитое тело, – Дальше, говори дальше, сучёнок, – начальник зашёл ему за спину и очередной удар обжёг ягодицы, – Давай, говори! – почему-то, несмотря на списки и признание, он не верил Виктору. В его представлении комиссаром должен был быть опытный коммунист, а не этот сопляк.

– Я комиссар… руководил тоже я… – выдохнул он, вздрагивая от ударов, – Больше никого не знаю… – бить его сзади показалось менее интересным, начальник снова вышел вперёд, ударил, – Нет явок… – он вскрикнул, – нет паролей… – плеть лизнула его особенно больно, заставляя заорать громче.

– Значит, девчонка эта, – он кивнул на девушку на столе, медленно приходившую в себя, – не из вашей шайки?