Выбор

– Но не все такие.

– Да, не все. Этот парень способен уважать силу врага, стойкость его выбора, поэтому помог ему тем, что было в его силах.

В этот момент из-за стены, около которой лежал юноша, послышалось тихое постукивание. Светозар сначала подумал, что ему показалось. За воплями, наполнявшими тюрьму, можно было легко ошибиться, настолько тихим был этот стук. Виктор тоже его услышал, замер, постарался не стонать. Стук повторился и юноша тоже стал стучать в ответ.

– Что это, дедушка?

– Морзянка, – улыбнулся старейшина, – В соседней камере девушки, ту, что стучит, зовут Люба.

– А я не знаю морзянки, – грустно вздохнул мальчик.

– Ничего, я знаю, – Светослав поднял руку, больше освещая камеру Виктора, – Я тебе переведу. Слушай.

– Есть кто живой?

– Да. Кто говорит?

– Здесь Шевцова. Кто отвечает?

– Третьякевич.

– Ты один?

– Был сосед, теперь один.

– Что за сосед? Наш?

– Отец Левашова. Девушки, которых пытали со мной, живы?

– Да, живы. Одна говорит, ты признался, кто ты. Это правда?

– Да. Я сказал им, что комиссар, – ответа не было и Виктор снова застучал, – Они бы её убили, если б не сказал…

– Она была готова к этому.

– Знаю. Но я не мог иначе.

– Нам сказали, ты предал, выдал нас всех.

– Это ложь. Я выдал только себя.

– Знаем, что ложь. Пусть говорят, никто в это не поверит.

– Спасибо.

– Девочки рассказали нам. Они рвут тебя. А теперь ты сам отдал им себя.

– Ничего. Пусть лучше меня, чем вас.

Оба замолчали, потом девушка снова застучала.

– Витя.

– Да?

– Девочки знают, их пытают рядом с тобой, чтобы заговорил.

– Так и есть. Простите меня.

– Нечего прощать. Мы выдержим. Ты только молчи.

– Спасибо, Люба.

Опять тишина. Где-то грохнула дверь, заорали «Громову веди!» Тяжёлые шаги в коридоре, потом открылась дверь в камере у девушек.

– Люба? – позвал Виктор, когда всё стихло.

– Улю забрали…

– Да, я слышал.

– Витя. Послушай. Это для тебя.

В соседней камере завозились. Сначала тихо, а потом всё громче и громче, запели девушки. Виктор слушал их, прижавшись виском к стене. Потом правой, более целой, рукой стал гладить стену и тихо подпевать им.

Дивлюсь я на небо та й думку гадаю:

Чому я не сокіл, чому не літаю,

Чому мені, Боже, ти крилець не дав?

Я б землю покинув і в небо злітав!

По коридору забегались полицаи. Хлопнула дверь, засвистели плети. Девушки продолжали петь. Виктор вздохнул, стараясь вернуть, охрипшему от постоянных криков, голосу былую силу и подхватил песню.

Далеко за хмари, подальше от світу,

Шукать собі долі, на горе привіту,

I ласки у зірок, у сонця просить,

У світі іх яснім все горе втопить.

Через мгновение к нему присоединились юношеские голоса. Парни из «Молота» услышали его в девичьем хоре и поддержали песню. Беготни стало больше, захлопали двери, звуки ударов и стоны стали аккомпанементом, но песня не смолкала. Наконец, открылась и его дверь. Двое полицаев схватили его за руки, потащили из камеры. В коридоре он видел, как так же, как его, волоком, тащат в пыточную Любу. Из соседней камеры вышел полицай и пошёл следом за теми, кто волок Виктора. На плече он нёс бесчувственную девушку. Виктор содрогнулся, понимая, что пришла её очередь стать пыткой для него.

Пыточная была другой. Здесь было нечто вроде виселицы. Две стойки с перекладиной. К одной из стоек привязали Виктора. Девушку полицай бросил к нему под ноги.

– Поём, значит? – в камеру вошёл начальник, – Сейчас по-другому запоёте, – толкнул девушку сапогом, – Почему не на столе?

Полицаи тут же подняли её. Стол был другой, без ножек в потолок, но это оказалось для них не важно. Через пару минут девушка уже была распята на столе и её облили водой, приводя в чувство.

Времени с прошлой пытки прошло ещё не так много и полицаи не успели протрезветь. Начальник с минуту смотрел на Виктора, затуманенным взглядом, потом решил, что подчинённые зря привязали его к стойке, велел переделать. Комиссара подвесили за ноги, притянув щиколотки ремнями к углам перекладины.

– Ну, вот. Теперь молодцы, – похвалил их Соликовский, подошёл к столу, – Хороша, – он сильно сжал грудь девушки, заставляя закричать, – Ещё человек пять позовите, – велел подручным.

Его снова ни о чём не спрашивали и Виктор догадался, это наказание за песню…

Девушку какое-то время насиловали. Когда все побывали в ней по паре раз, начальник кивнул одному из подручных.

– Как-то она тихо орет, помоги-ка ей распеться.

Тот закатал рукав, сунул в жертву пальцы, потом всю руку и продолжил насиловать. Она кричала, билась на столе без шансов увернуться от мучителя. Потом им надоело, стали бить ремнями. Один притащил жаровню, взял её за ногу и сунул ступню в угли. Она заорала так, что один из полицаев ударил её ремнём по лицу, обрывая крик и разбивая губы.