Выбор воды

– Ты мне солнце загораживаешь. Я не могу ходить таким бледным, как ты. Когда я бледный, я всё равно что голый.

– Пересядьте.

Старик достаёт из рюкзака большой огурец, разламывает его, предлагает мне половину, а когда я отказываюсь, ест его сам.

– Поела бы лучше. Думаешь, это красиво? Эпоха Возрождения! Люди свихнулись на красоте. Им кажется, если они смотрят на красоту, то и сами становятся красивыми. Но что красивого ты помнишь?

– Помню, мне было лет семь. Отец повёл меня на крышу дома, недалеко от автосервиса, в котором он работал. Этажей двадцать. Обычный спальный район. Многоэтажки, стандартные коробки. Пыльные машины, ржавые гаражи. И он говорит мне: смотри, какая красота. Но я не видела никакой красоты. Здания, машины видела, а красоту – нет. А теперь я понимаю, что ничего красивее того вида с двадцатого этажа у меня не было. Когда я стояла на террасе в Риме, или на мысе Рока, да везде, – думала: ничего нет лучше того вида с двадцатого этажа.

– С высоты всё красиво. А приблизишься – пшик.

– Знаешь, что́ я тогда сказала отцу? Что мне там скучно. Что только старики могут любоваться всем этим. Я заныла и уговорила его уйти.

– Соль кончилась.

– У меня нет соли.

– Отец всегда ждёт, что его ребёнок будет самым лучшим. Самым умным.

– Помню, когда мы с отцом проходили мимо главных часов на башне, сверяли по ним наши часы. Он говорил: эти часы никогда не врут. Я спрашивала: даже на минуту? Он говорил: даже на минуту. Я спрашивала: а кто следит за всем временем в мире, чтобы было правильно? Он отвечал: много кто следит. А если они уснут, сомневалась я. Другие не спят, повторял он. Не спят. До́ма часы отстают, а эти – на башне – правильные. Не спешат, не отстают, а идут как надо.

– Нет таких часов. А от меня все отчалили. Абсолютно все.

Старик достаёт из рюкзака мясистый помидор, протирает его простынёй и ест. Вынимает книгу, листает, читает одну страницу, делает закладку из валявшейся рядом ветки и закрывает. Красная мякоть капает на белую обложку – без названия, без всего.

– Есть люди-берега, а есть люди-корабли. Одни причаливают и отчаливают, другие остаются и ждут, когда к ним кто-нибудь причалит.

– Мария, правда, звонила сегодня, спрашивала: не видел ли я её сына? Остальные даже не появляются. Карты, что ли, у них сломались, что берег мой найти не могут? А может, я вообще не существую? Необитаемый остров.

– Я вижу тебя, ты здесь. А ты не пробовал найти своих родных?

– Кому нужен старик с простатитом и гнилыми зубами? Вот если бы с чемоданом денег – сразу бы остров сокровищ открыли. И карта бы не понадобилась.

Я закрываю глаза и пытаюсь сделать ещё несколько дыхательных упражнений.

Старик достаёт из рюкзака красное яблоко и ест.

– Может, хватит есть? Мне надо сосредоточиться.

– Что это – йога? Зачем нам эта йога, если мы не существуем?

– Не знаю, как ты, а я – существую.

– На твоём месте – если бы я существовал – я бы не тратил время на разные там упражнения и позы.

– На твоём месте мне было бы стыдно за такое пузо.

– Думаешь, всегда такой красивой будешь? Понимаешь, если бы мы существовали, всё было бы по-другому. Я бы сейчас был рядом со своими детьми. У меня когда-то даже жена была. Её звали Жаужежа. Но имени-то нет такого. Значит, и жены не было. Может, имя вообще только одно есть – и то незанятым осталось. Все имена заняты, а одно свободно. Имя-то это все зовут, но себе взять его никто не хочет.

Ещё несколько глубоких вдохов.

– С другой стороны, может, мы и существуем, – но как тогда объяснить, что́ здесь происходит?

Чавкает яблоком. Открываю глаза – он ещё крепче заворачивается в простыню и укладывается на мосток. Ложусь рядом. Руки почти не дрожат; то ли таблетка подействовала, то ли упражнения.

Воду не слышно. Ничего не слышно, кроме храпа старика. Надо валить, пока он не проснулся.

Встаю и надеваю рюкзак, но старик тоже поднимается. Он достаёт банан, откусывает его – и вдруг прыгает в озеро, поплыв так быстро, что я не успеваю разглядеть, куда он исчез.

Что мне теперь? Сторожить его рюкзак и книгу? Вернётся ли он?

Я поднимаю книгу и открываю её там, где старик оставил закладку.

спроси у всех кто здесь бывает
куда корзины пропадают
зачем на западе восток
а север югом называют
чьего здесь имени не знают
и сто имён здесь у кого…

Та же считалка, что в детстве доносилась из леса. Впервые с тех пор.

Откуда она здесь, в его книге? Листаю дальше, но страницы абсолютно пусты – опять не могу узнать её до конца. Но это точно та самая считалка.

Что это за книга? Названия нет, ничего нет, только эти слова из считалки…

Я закрыла книгу, положила в его рюкзак и ушла. Понятия не имею, кто этот старик, но ежу ясно: если он вернётся, всё должно быть так, как было. Лучше ничего не трогать.

За мной по-прежнему – никого. Эти слова считалки гудят в голове и как будто чего-то от меня требуют. Надо отвлечься. Чем-то отвлечься, иначе сойду с ума. Идёт ли ещё за мной Эверетт?