Выборная должность

— Давай, давай! — согласился Жариков.— А мы пока отдохнем.

И он отошел в сторонку, присел на пенек. Пусть потренируется Ивушкин. Теперь требования такие: летчик должен уметь самостоятельно подготовить машину к повторному вылету. В современной войне (сейчас ее, правда, нет, но почему-то во всех докладах и статьях твердят — «современная»), так вот, в современной войне это очень важно. Не всякий раз удастся перебросить техническую силу на полевой аэродром. Летчик, тот на своем истребителе уйдет и сядет, где надо. Скомандуют ему по радио — должен опять взлететь. Так-то.

А, между прочим, неплохо получается у Ивушкина: лючки открыл, заглядывает внутрь с видом знатока. Давай, давай… Ты ведь кончал высшее училище, диплом имеешь, звание имеешь «летчик-инженер», а твой техник — просто техник и больше никто.

Но когда подошел заправщик, Жариков не усидел на. своем пеньке. Отобрал у Ивушкина шланг, сказав:

— Дай-ка я заправлю. Не пачкайся.

Толстобрюхий заправщик укатил поить другие самолеты.

Теперь Ивушкин занял удобное место на пеньке, а Жариков хлопотал около самолета: поднимался по стремянке в кабину, нырял под крыло, если надо было осмотреть гондолы шасси.

— Слышь, командир? Рассказал бы, как ты там перехватил «противника». Отсюда же не видно было.

— Да что рассказывать. Перехватил, и все. Наведение с КП было отличное.

— Наведение, говоришь? А сам-то?

— Ну, и сам кое-что делал в кабине.

Какой-то флегматик этот Ивушкин, не расшевелишь его. Другие лейтенанты рассказывают о полетах взахлеб.

Дмитрий Жариков завидовал летчикам, тщательно скрывая это чувство в глубине души. Свою техническую специальность он тоже любил, но она, как ему казалось, была только работой, более или менее интересной работой, а то, чем владеют летчики,— сплошная романтика. Иногда Дмитрий, выполняя какую-нибудь техническую операцию, действуя инструментом привычно и почти автоматически, старался представить всю эту «материальную часть» в полете. Как она ведет себя там, в стратосферных высотах и при сверхзвуковой скорости?

Острый конус высовывается из переднего сопла. Во время стоянки торчит себе кусок металла, и все. А когда истребитель преодолевает звуковой барьер, воздух, говорят, становится густым и тугим, острие конуса входит в упругую массу наподобие гвоздя, которым хотят проткнуть подушку. Сжатие происходит непрерывно, с высокой частотой. Разбегается воздушная волна во все стороны; достигая земли, стреляет, как из пушки. В училище, на лекциях по аэродинамике больших скоростей, преподаватель много раз рисовал такую картину — и словами, и мелом на доске. Увидеть бы ее наяву…

Каждый прибор, каждый агрегат машины в воздухе как бы оживает — это Дмитрий понимал. Поглаживая ладонью выпуклое стекло авиагоризонта, Дмитрий мысленно наблюдал крены, подъем и пикирование указателя-самолетика, сейчас неподвижного. Радиолокационный прицел даже потрогать руками как-то неловко. Хитроумный, тонкий прибор: электронный луч захватывает цель на большом расстоянии, невидимую простым глазом, и тогда на экране возникает «птичка», ее-то и должен поймать перехватчик. Ракетой поймать.

Зависть к летчикам у Дмитрия была добрая, не мешавшая ему с ними дружить.

— Командир, садись в кабину. Вижу: забегали там… — предупредил Жариков летчика. Сам продолжал наблюдать с высоты стремянки, вытянув шею.

Ивушкин надел гермошлем, сел в самолет

— Будешь слушать эфир? — спросил Жариков.

Лейтенант кивнул одетой в броню головой.

Включили бортовую радиостанцию.

Глядя вниз, куда-то под приборную доску, Ивушкин спокойно сидел в кабине. Жариков стоял сбоку и ждал, Вдруг белолобая круглая голова летчика резко повернулась: одного его взгляда, короткого и возбужденного, было достаточно, чтобы Жариков понял: по радио дали команду на вылет.

Реактивный гром прокатился вдоль опушки леса. Ивушкин взлетел с включенным форсажом — значит, надо было выжать из машины всю ее мощь, чтобы не упустить «противника». Оторвавшись от земли, истребитель полез в небо почти вертикально. Окружность реактивной трубы просвечивала сквозь облака пыли огнем раскаленных газов, как уходящая вдаль комета.

Шум постепенно стих. Около пенька, на котором сидел недавно Ивушкин, остался венок, сплетенный из желтых листьев. Жариков поднял его, улыбнулся.

«Атомная угроза», нависшая над аэродромом во время тактических учений, миновала. После очередного перехвата воздушных целей летчикам было приказано «идти домой».

Техники возвращались на транспортном самолете. Пилот вел корабль низко-низко, скрываясь от радиолокаторов «противника», слева скользила по земле большая, с распластанными крыльями тень. Жариков бездумно следил за тенью, прильнув к иллюминатору. Вдруг он почувствовал руку на своем плече. Оглянулся: майор из политотдела. Он был с ними на полевом аэродроме.

— Мы собрались пригласить вас в политотдел, товарищ Жариков, чтобы побеседовать,— сказал майор.— Но зачем откладывать? Чем здесь не кабинет?

Они прошли в хвостовой отсек самолета, где лежало грудой техническое имущество, присели рядом.